Князь Расуль Ягудин. Ночной зверь

Князь Расуль Ягудин 


Зверь
 
Ленора вошла в комнату, зябко вздрагивая в одной комбинации на голое тело. Эти чёртовы летние холода её убивали, не говоря уж о том, что она лишилась возможности появляться на улице полуголой, привлекая липкие гладящие взгляды прохожих и наслаждаясь едва уловимыми прикосновениями этих взглядов к своему телу, которые ощущала почти физически – Господи, как это было приятно, откровенно говоря, Ленора не успевала менять трусики, всегда мокрые в самом донышке от перманентного возбуждения, да-да, именно так, перманентного, Леноре ужасно нравилось это слово, оно звучало интимно и вибрирующе, и от этого звучания её вагина набухала сама по себе, набухала и через какое-то время начинала сочиться крупными тяжёлыми каплями, мгновенно впитываемыми её трусиками, и когда на это замечательное ощущение накладывались чьи-то жадные взгляды, она почти что готова была кончить просто так, и она кончила бы без проблем, если бы не была девушкой с принципами, а среди принципов её наиважнейшим был наиважнейший – никогда не кончать без партнёра, она же, бля, не какая-то там прыщавая онанистка. 
С этой светлой мыслью Ленора с удовольствием посмотрела на себя в зеркало, особенно задержав взгяд на недусмысленно просвечивающих сквозь розовый шёлк сосках и опушённом густыми волосами участке в нижней части живота. Да уж, ей нет никакой нужды заниматься самоудовлетворением, уж для неё-то партнёры всегда найдутся и всегда находились, особенно в жару, когда она, вертя задницей, появлялась на улице в топике и обтягивающих эластичных шортах, да и вот этот её видок в одной короткой прозрачной комбинации, под которым нет ничего, приводил её особо приближённых друзей в состояние транса. Сейчас, конечно, в эти хреновы холода на улице лишка не посверкаешь тем, чем надо, да и все постоянные ёбари поразъехались по случаю лета туда-сюда. Впрочем, насрать на них, так даже лучше, зато теперь она выходит на съём без опаски кого-то из них встретить, а на дискотеках в закрытых помещениях вполне тепло, чтобы слегка обнажиться и привлечь ещё какого-нибудь козла, особенно Ленору прикалывало трахнуться прямо там, на дискотеке, где-нибудь в закутке, скрытом неустойчивыми тенями от светомузыки, быстро, удобно, необременительно (да-да, необременительно, Леноре ужасно нравилось и это слово, оно тоже звучало сексуально и возбуждающе, хотя и в меньшей степени, чем перманентно), и оч-ч-чень-оч-ч-чень приятно, она, короче, при таком экстремальном (тоже вкусненькое слово, подумала Ленора) трахе кончала за пять секунд. Сегодня был как раз такой случай, так что Ленора вновь совместила приятное с полезным – и удовольствие получила, и не придётся тесниться в чужой постели, слушая козлиный храп, сейчас она рухнет головой в свою собственную подушку и вырубится одна на широкой удобной кровати до следующего съёма. Ленора ещё раз с удовольствием оглядела себя в зеркало и слегка пошевелилась всем телом, словно огромная кошка, просто для того, чтобы почувствовать, как нежный шёлк скользит по соскам и ягодицам, сразу наполняя вагину теплом возбуждения.


Сон снился какой-то странный. И не потому, что он был эротическим, другие сны Леноре и не снились, а просто… сон был странным. Очень яркие цвета, заставляющие её тело извиваться в экстазе предвкушения. Музыка, не похожая на музыку, какое-то меняющеся гудение, тоже заставляющее её корчиться и трепетать в постели. Много фруктов, пылающих жаркими огнями в кромешной мгле, словно раскалённых, как клитор перед оргазмом, складки одежд, томно изгибающиеся, как изнемогшие от любовного экстаза человеческие тела… много человеческих тел. Из этой вакханалии (Леноре уж-ж-жа-а-асно нравилось и это слово, оно напоминало по звуку тяжёлое, распалённое и захлёбывающееся мужское дыхание на её шее) на неё смотрели чьи-то красные нечеловеческие глаза с продольными разрезами, косо поднимающимися боковыми уголками к смутно различимым острым собачьим ушам, и вертикальными лезвиями зрачков. Глаза смотрели на неё, неотступно и неумолимо следя за ней в этом нагромождении и какофонии (Леноре просто страх как нравилось это слово, оно навевало мысли о полном, безудержном, полубеспамятном похабстве, не ограничиваемом ничем), и Ленора корчилась под этим взглядом, физически чувствуя, как узкие зрачки, словно ледяная сталь двух ножей проникают в самую глубину её женского естества, нежно и беспощадно взрезая её трепещущую возбужденную плоть – и тут внезапно её тело пронзила острая боль, и Ленора дернулась, просыпаясь. 
Она лежала в своей вполне обычной, до мелочей знакомой комнате, привычно заваленной беспорядком – всё как-то некогда было прибираться, до этого ли, когда столько превосходных самцов, бесследно исчезая, проходят мимо её жизни, тут только успевай подсекать, да хрен с ней, с уборкой, для того ли живём? Но на сей раз среди привычного беспорядка было что-то не то. Темнота была какой-то пухлой и упругой, словно набухшей влагой, как влагалище огромного, остро пахнущего зверя, часто дышащего, поводя боками, и темнота была не абсолютной, она чуть заметно мерцала посторонним светом, смешивающимся со светом луны за окном, выпуклой, как чей-то опухший после орально-генитального контакта рот, и все предметы в комнате влажно блестели, как будто покрытые тонким слоем горячего пота, и… 
и на неё по-прежнему кто-то смотрел из стоячей красноватой мглы. 
Сначала невидимый взгляд был словно направлен отовсюду, затем он вдруг как будто сжался и локализовался в одной точке и затем плавно переместился вокруг неё, и от этого движения смертельный ледяной ужас вдруг сжал железными тисками грудную клетку девушки, не давая закричать и даже вздохнуть. Потом тиски страха на миг словно ослабли, и Ленора набрала полную грудь воздуха, готовясь пронзительно закричать, но в этот момент вдруг всё исчезло, настолько внезапно, что Леноре показалось, будто это был просто мгновенный глюк, навеянный странным и необычным сном, сейчас же в комнате всё было в порядке, воздух был сух и прохладен, и вещи и предметы в комнате ничем не блестели, и никакой посторонний свет, красно-белый и плотный, как звериное тело, и ядовитый, словно проникший из на миг открывшейся двери в ад, не плыл призрачной вуалью в полутьме. И за окном была обычная луна. Круглая и большая… 
“ГОСПОДИ!!!”, – подумала Ленора. 
Она чувствовала, что вся мелко дрожит, и одновременно она с ужасом и непривычным отвращением ощущала, как тяжёлая и вязкая густая влага вытекает из ее промежности, создавая мокрое пятно на простыне. Ленора приподнялась, опираясь спиной на подушку, судорожно захлёбываясь воздухом, и некоторое время сидела так, пытаясь прийти в себя. Наконец, слегка совладав с собой, она встала и направилась на кухню. Тугая струя холодной воды с угрожающим звоном ударила в дно фаянсовой чашки и тонко застонала, становясь всё грубее и басовитее по мере того, как чашка наполнялась водой. Ленора опорожнила чашку одним взмахом, как будто это было мартини, и тут же наполнила ещё одну. “На хрен, – подумала она, помаленьку приходя в обычное расположение духа. – Надо побольше трахаться. Тогда не привидится хер знает что”… 
…В мире было безлюдно и холодно, и из этого пустого и по-мёртвому гулкого мира кто-то снова смотрел в неё прицельным кинжальным огнём красных глаз, глаза пылали безумной силой и страстью и были настолько ярки, что затмевали луну, но теперь сквозь вновь охвативший её ужас, Ленора понимала, что на земле больше не осталось никого, и они теперь только двое, а значит, ей придётся принять того, кто обладает такими странными и страшными, голодными красными глазами с вертикально, торчком стоящими щёлками бездонных чёрных зрачков. И, конечно, ей придётся с ним трахаться, с последним из живых существ на земле, а он, судя по остервенелым яростным глазам, должен быть весьма энергичен и сексапилен и даже, возможно, властен и груб, а Леноре всегда нравились властные и грубые мужчины, особенно те, что догадывались причинять ей боль, и от этой смутной мысли в глубине горячечного сна, она вновь почувствовала сладкое тепло в промежности и почувствовала, как половые губы мягко раскрылись, словно лепестки, и густа горячая влага вновь потекла из неё на простыню, смачивая уже подсохшее пятно… 
Ленора медленно и неохотно выплывала из глубин сна, со смутным страхом осознавая, что действительность наяву окажется ужасней, чем то, что она может увидеть во сне, но кто-то словно шептал ей в ухо странные гортанные слова, которых она не понимала, но это всё слова были ужасно приятные и сексуальные и создавали томление в её груди, заставляя изгибаться телом вверх… 
В комнате опять было что-то необычное, но теперь чей-то голодный взгляд не блуждал по комнате, а был направлен на её обнаженные ноги (Господи, когда же она успела сбросить с себя одеяло?) из одной точки и был неподвижен, как раскалённая луна за близким окном, и Ленора, ещё не открыв глаза, уже переместила зрачки под веками навстречу этому взгляду, туда, влево от кровати, где левее двери была особенно кромешная тень, и разомкнула веки. 
Он стоял там возле холодильника, и его смутный силуэт был едва различим во мгле, только странные волчьи глаза, всё так же фосфоресцирующие алым пламенем, отчётливо виднелись во мраке на крупной безволосой голове с острыми ушами. Он стоял совершенно неподвижно, и когда Ленора уловила боковым зрением линию его бедра, ей показалось, что он полностью обнажён. Сжатая парализующим страхом и одновременно движимая странным и душным, перехватывающим горло возбуждением, она сдвинулась по мокрой простыне, опуская босые ноги на пол, и, когда она встала, густая жидкость, пылающая огнём и одновременно обжигающая ледяным холодом, потекла из неё, заливая двумя сплошными потоками ноги с внутренних сторон., её промежность вибрировала и непрерывно сокращалась, источая из себя непрерывный ароматный поток слизи, и Ленора тяжёло и со хрипом дышала, чувствуя приближающийся оргазм. Она подошла к нему на расстояние вытянутой руки и теперь смогла рассмотреть в странном и опасном свете полной луны поджарую и литую мускулистую медвежью фигуру с острыми булавочками алых глаз, нестерпимым светом пылающих в темноте. Он был высок и массивен, и густые заросли блестящих чёрных курчавых волос, покрывающих всё тело, усиливали его сходство с медведвем или каким-то другим могучим прекрасным зверем – короче, он выглядел что надо, именно таким Ленора представляла себе идеал самца…