Мелодрама. Ирина Стругова (Сиэтл, США). Омут

"Саша, Сашенька! Что же мы наделали ?! Так много лет пропустили! Что же мы наделали? Любимая! Моя Любимая! Дай поцелую, хоть теперь ... Так много лет и ни разу, даже ни разу...."
Седой человек обнимает совсем немолодую женщину и плачет. Она тоже плачет. Ей кажется нелепым целоваться в таком возрасте. И еще более нелепым кажется то, что случилось с ней и с этим человеком.Она пытается оттолкнуть его. Но видимо, либо не достаточно сильно отталкивает, либо его руки обрели молодость и не отпускают её.
"Не надо, что ты? Посмотри на нас? Ты разве не видишь, как это нелепо?"
"Я вижу, я все вижу, любовь моя"

Он любил ее еще тогда, когда она проводила лето в его деревне . Она была женой Давида, купившего "Дунькин" дом. Давид купил дом вместе с бабой Дуней. Баба Дуня никуда не выехала, а так и сидела у свой печки. Сам Давид наезжал туда с сестрой и с разными друзьями. Они приезжали часто , особенно летом. Были эти люди образованными, и с ним не водились .Сереже это было безразлично. Когда живешь среди такой красоты , не приходит в голову обижаться. Однако ему не нравился ни этот высокий очкастый парень из Москвы, ни его неказистые друзья, бедно одетые и некрасивые, но с большим гонором. Всё переминилось, когда Давид привёз в деревню свою жену.
Они появились в деревне зимой. Шли от станции Пущино через Оку на лыжах. Она была невысокого роста , стройная, даже можно сказать изящная. Но самым поразительным были её лучезарные карие глаза и губы. Она была красива какой– то дореволюционной красотой. Так определил её наружность Серёжа. Как только он её увидел, на него нахлынули чувства. Надо сказать, что прежде он не испытывал чувств, о которых, однако, много знал. Неизвестно откуда, но он много знал о чувствах. Он думал, что томление и тоска, порой им испытываемые были от созерцания лесов и полей вокруг деревни и от высокого неба. Люди же считали , что это от водки. А пил Сережа постоянно, перманентно, как выражались друзья Давида.
Когда Серёжа увидел Сашу, он вдруг понял, что то, что он увидел, и есть его любовь. Мгновенно и ясно он понял, что эта женщина есть его любовь на всю жизнь, есть его единственная любовь. И еще он мгновенно и полно узнал, что это есть та любовь, которую он знал со дня своего рождения, но никогда прежде не испытывал.
В это же лето они приехали с новорожденной дочкой Маней. Саша почти каждое утро выходила с этой Маней гулять. Она шла по укатанной глинистой дороге, поднимающейся в гору и выходила на шоссе. Сережа всегда знал, где идёт Саша. Не только потому, что её легкая фигура в длинном платье и синяя коляска были видны сквозь берёзы на горе у его дома, но и просто потому , что знал, абсолютно всё, знал про неё. Подходить же к ней он решался не часто. А если и подходил, то всегда держался поодаль, поближе к своим коровам, пастухом которых он тогда и числился.
Сегодня утром Сергей еще не успел выпить. Он был трезв, когда приехала Саша. Теперь он обнимал её и спешил всё сказать. Сказать всё, что накопилось за многие годы их разлуки.
"Любимая! Как же так ты могла? Зачем ты уехала? Америка?! Чего ты там потеряла?" "Да, ужасно, но почему ты тогда меня не остановил?" "Что тогда? Ты была замужем" "Ну и что же? Если бы ты знал, как я там настрадалась. Он плохой человек. И я была одна с дочкой. Так было страшно. Был бы ты.. Ты должен был меня остановить." Из всё ещё прекрасных глаз Саши, вокруг которых лучисто расходятся тонкие, почти незаметные, морщинки, капают слезы на клетчатую рубашку Сергея. У него сжимается сердце, и лицо вспыхивает искрой незнакомой ему злобы. У таких людей, каким был Сережа, у пастухов, никогда не бывает в сердце настоящей злости. Не может быть злости среди такой красоты и среди коров.. У таких людей лишь ничтожные искры , инфернального, воспетого Данте, чувства, иногда застилают глаза. "Я знал, знал, что тебе плохо. Любимая! Что же мы наделали!?"
Сегодня утром приехала Саша. Солнце всходило из– за леса и поднимало к себе белый туман, открывая блестящее лицо деревни. Саша шла по дорожке, знакомой с давних лет, к также давно знакомому, дому. Дом Сережи стоял на горе прямо напротив другого дома, о котором она даже не хотела вспоминать. Не вспоминать его ей помогало то, что тот дом, где она провела одиннадцать лет и несколько зим был теперь почти не виден из– за зарослей кустов и ветвей ив над ручьем .Она шла к дому Сережи и думала только о нём. А в том доме напротив она ему изменяла. Её вело чувство той любви, о которой она мечтала с детства.
Наконец, она приблизилась к дому на горе , разделенному на две половины. В зеленой половине жили Зябликовы, а в желтой– Лисицины. Они когда– то построили этот большой дом вместе и прожили в нём почти 70 лет. Как водится, довольно быстро они превратились в лютых врагов, что не мешало им, однако, как– то по родственному, дружить.
Вот и Тоня, младшая дочь Лисицыных. Ей уже тоже немало лет, но тогда она была совсем девочкой. Что знает она про них? Видит Сашу и кричит: "Саша! Иди, иди туда к колодцу! Серёжа только что туда пошел за водой." Как странно, что Тоня так много знает про них. Саша выбегает на большую поляну за сараем дома Лисициных. Бежит в лучах солнца, в блеске всего вокруг, и видит не пожилого прихрамывающего мужчину, а просто Сережу , деревенского пастуха. Она слышит как он из того далека шепчет ей на ухо " Любимая, меня вы не любили ." Как же он похож одновременно и на Рахманинова и на комика Крамерова, над внешностью которого хохотала вся Россия, и за внешностью которого вся Россия угадывала добрую душу. Сашу всегда удивлял необычайный внешний вид Сережи и его поистине дворянская стать.
Она кричит ему, чтобы он услышал её и повернулся. Серёжа слышит , ставит на траву пустые ведра, поворачивается и видит как она легко бежит, почти летит. Наконец! Наконец, и всё так, как он и думал, как представлял себе.
"Сашуля! Сашенька! Приехала!" Саша вбегает в его раскрытые объятия, но не целует его. Он же, обхватив всю, ищет губ, её желанных губ. "Сашенька поцелуй же меня. Я так долго ждал. Обними. Что же ты?" "Сережа, не надо! Тоня смотрит" "Пусть смотрит. Пусть все смотрят приехала моя любимая!" Никогда прежде никто не говорил ей таких жарких слов, никто никогда так её не любил, как он в этот момент. Всё странно и не странно, всё было в ней с рождения и только ожидало. А он, не переставая твердит: "Я любил тебя всегда, всю жизнь" Она отстраняется смотрит в маленькие насмешливые глазки Крамерова и переспрашивает: "Неужели?" "Конечно, Миледи, я любил только вас. А вы? Любимая, меня вы не любили!"
"Миледи"– Так называл он её в те годы. Как смешно, и сейчас так называет."Неужели ты помнишь про "миледи"?" " Конечно, ведь из– за вас, мой крокодил, ко мне никто не подходил." Саша смеется, как не смеялась сто лет.
Обнявшись они идут вниз по тропинке к колодцу. Пустые вёдра так и остались стоять на траве. Они же садятся под берёзой у колодца. Земля тёплая, трава мягкая. "Это Россия"– говорит Саша и смеётся радостно потому что Серёжа крепко обнимает её и все пытается поцеловать в губы.
" Любовь моя, ну что ты? Обними, поцелуй..." Саша смеется, а Серёжа продолжает говорить стихами, как и тогда, и, как и тогда, теми же самыми:– " приголубь, приласкай.." "Нет, нет ты опять со своей поэзией" "Почему со своей? Это наша поэзия. Ты же помнишь? Правда?"
Они сидят под берёзой, классически влюблённо. Мимо проходят редкие дачники и местные. Все здороваются, улыбаются и тактично отворачиваются. "Моя жена приехала!" кричит им Сережа.
"А что это там за пруд такой? Не было такого в моё время."– говорит Саша. За колодцем действительно появился странный пруд, которого прежде не было. Небольшая рытвина , наполненная чёрной водой, в которой зеркально отражается небо и берёзы. "Какой странный пруд. Какой– то страшный." Серёжа сильнее сжимает Сашу– "Ну его к чёрту этот пруд. Это омут и всё. Не смотри туда". Саша и сама не хочет смотреть туда: пугает слово "Омут". Серёжа продолжает крепко держать её и все пытается поцеловать в губы. Но его запах, исконий запах Родины, не дает ей возможности ответить. "Что же ты милый? Зачем пил? Теперь от тебя несёт водкой и луком" "Миледи! Я же не знал, что вы приедете. Обними, не обращай внимания.." "Как не обращать? Я не могу целоваться с пьяным" "Но скажи, ты любишь меня?" Саша не колеблется, да и кто может медлить с ответом на такой вопрос, если он задан в России и под берёзой. "Конечно, люблю, но ты должен бросить пить. Слышишь?" Она просит о невозможном, но ещё не понимает этого. Она всё еще думает, что этот пастух из её прошлого– реально существующий человек.
Сережа ещё присутствует здесь под этой березой, но что– то невидимо и сильно требует его в ту другую, его уютную и прекрасную, жизнь без людей. Все эти долгие годы он жил мечтой о Саше, пас коров, потом работал охранником на соседней базе. "Сережа, что же ты делал все эти годы?" "Любил тебя, Сашенька, любил тебя" " И больше ничего?" "Да, ещё воду мутил."" "Был женат?" "Да, нет , а что было, так это– просто кино" "Сережа, я знаю, что ты ни разу не показался на люди трезвым. И тогда, тогда– тоже. Вот почему мы не вместе. Я и тогда не выносила запаха лука.." Сережа впервые кажется серьезным и опять в крамеровских глазах вспыхивает злость "Да не поэтому, а потому, что твой мне однажды сказал, чтобы я не разбивал семью" " А почему же ты ждал меня?"" Любовь, Миледи, любовь! Мне про тебя всё Олег рассказывал, и я знал, тебе было плохо. Я надеялся , что ты придёшь ко мне. Со мной тебе было бы хорошо." Саша снимает его руку со своего плеча и целует её. Сережа с удивлением смотрит на свою руку, и на его комическом лице появляется выражение ожёга. Надрывным голосом он говорит: "Что же мы наделали, Миледи? Сколько Азорских остравов проплыло мимо нас!"
Саша опять переводит взгляд на пруд. "Как же он здесь появился?" "Его вырыли дачники лет пять назад." "Можно там каупаться?" " Да нет, нельзя, говорят, там затягивает в какую– то грязь. Какая– то бездна там вдруг открылась из– под земли. Попадёшь– пропадёшь, Сашенька, и выбраться никак нельзя." Саша с ужасом слушает. Она видит почти идиллическую картину Российского затаённого пруда с грустной Аленушкой над ним, а на деле оказывается, что это какой– то омут. Ей хочется прижаться к Серёже.
Он понимает её движение и ласково говорит:"Забудь про этот пруд." Он уже не стремится к поцелуям, теперь он спокоен. " А помнишь, как ты свалилась в колодец?" Нет Саша не помнит " "И что? Как я свалилась?" "Ты хотела зачерпнуть воды. Помнишь у вас перед домом у ручья был старый колодец? И чего тебе стукнуло в голову? Там и воды– то не было, одна тина. Перегнулась и свалилась. Слышу твоя матушка кричит. Я тебя и вытащил, ты вся в тине. Мокрая, в грязи, но красивая." Лучше не вспоминать, грустно думает Саша и говорит: "Я была тогда молодая." Сережа по непонятной причине смеётся, отстраняется и насмешливо говорит– " Я думаю, ты никогда не была молодой"
Олег Витальевич Писсемский был замечательным человеком. Он был ученым, и, по иронии судьбы и значения его фамилии, всю жизнь занимался письмами. Был он доктором наук по почтовой связи. В деревне Сеселёво у него был небольшой дом. Он купил его после того, как его друг Давид привез его сюда и показал свой "Дунькин дом.." С Давидом они были знакомы по йоговской группе, но потом сблизились на почве деревни. Тогда деревня была, по существу, хутором, из семи домов. Их группа , друзья друзей и родственники любили приезжать сюда. После душной и суетливой Москвы было истинным счастьем бывать здесь. Жена Давида Саша была гостеприимной хозяйкой, хотя и несколько взбаломошной. Она не работала в те годы и проводила каждое лето в Сеселёве с дочкой Маней. Приезжие любили её дом, любили костры и шашлыки у ручья. Саша постоянно с кем– нибудь флиртовала. Особенно она флиртовала с местным пастухом Сережей. Уж такая она была мечтательная и романтичная женщина. Таких в России большинство. Сережа приходил к их костру, и они с Сашей играли во влюбленность, переглядывались, говорили стихами, шутили, смеялись странным смехом и воображали, что никто ничего не замечает. Замечали, конечно замечали, но не принимали всерьёз. Всё казалось шуткой: и перманентная нетрезвость Сережи и печальная весёлость Саши.
Потом в России настали страшные времена. Всех куда– то разметало. Задул новый ветер, белый ветер наживы. Все стали искать средств разбогатеть, а иногда и простых средств для выживания. Кто как...? Давид уехал в Америку, потом вернулся, начал бизнес. С Сашей развелись. Маня осталась жить в Штатах. Ей там понравилось. Олег не встречался больше с Давидом, но Саша постоянно поддерживала их редкую между мужчиной и женщиной дружбу. Дружба держалась на йоговском безразличии Олега и на странной любви Саши к Сереже . Она поведала ему своё чувство и не раз собиралась поехать с ним в Сеселёво. Однако откладывала, всё откладывала. Олег же смотрел на её фантазии иронически спокойно. В любовь Саши он не верил .Он думал, что слишком хорошо знает свою знакомую и не углублялся в чувства, истреблять которые его учила йога. Короче, их отношения были вполне безличностными.
В это воскресенье она приехала в деревню и приехала без него, без Олега. Пошла к Лисициным, с которыми зараннее связалась. Тоня позвонила ему и задыхаясь сообщила, что Саша звонила ей и сказала, что едет к ней, но что она, Тоня, поняла, что не к ней , а к Сереже. Тоня так задыхалась в трубку, что Олег невольно подумал о том, что она не по возрасту растолстела. "Откуда ты это взяла?" – удивился Олег. "Да, как откуда? Олег Витальевич, он же все её ждал. Он когда за нашей мамой, ходил всё про неё говорил. Мама говорила, что он поэтому и не женился никогда и пил из– за неё. Все эти годы, подумайте, Олег Витальевич! Я уже своего ребенка имею, а он даже женат не был. Говорят он её любил всегда. Вот мы и думаем, что может если с ней будет, и пить перестанет. Душа то у него замечательная, он ведь за мамой до самой смерти ходил и бесплатно. Подумайте, Олег Витальевич! " Олег слушал замечательную тираду толстой Тони Лисициной, у которой был ребенок, но не было мужа, и думал о русской доброте.
Действительно есть люди с доброй душой. Как ни странно, но есть. И их бывает много. Россия большая страна и всюду эти добрые люди. Они находятся в постоянном состоянии опьянения и ничто их не меняет. В России ли они, или еще где? Вот вопрос? А он сам, Олег Витальевич Писсемский, однофамилец великого русского писателя , что он? Тоже убегает в свои йоговские упражнения, в медитацию? Только бы не быть здесь, только бы не жить обычной жизнью. Вокруг его маленького кирпичного домика выросли особняки, возвысились мощные заборы. За заборами разбились удивительные по красоте цветники. А у него все заросло крапивой. Яблони не подрезались годами, баня рассохлась, крыльцо в дом почти сгнило. Да и пусть! Убеждал себя Олег, когда его йговская дисциплина позволяла ему вспоминать о материальных предметах: ведь он думал, что был непривязан ко всему земному. Как получилось, что Олег стал "непривязанным" к жизни йогом непонятно, потому что "непривязанность" русская похожа на буддизм только непривязанностью к матриальному и полезному, и совсем не похожа на безразличие индусов. Русская непривязанность наполнена неугасающей любовью ко всему и ко всем.
Сегодня ему позвонила Саша из Сеселёво и попросилась переночевать в его доме. Он рассказал ей, где лежат ключи. И ему вдруг стало грустно, что не с ним хочет провести там ночь его неугомонная приятельница. Он тут же отогнал от себя пустые мысли и углубился в бумаги на столе оффиса.
Саше понадобился его дом совсем не для того, чтобы провести там ночь с любимым, а для чтобы не провести ночь с любимым. Она не хотела испортить того, что уже было между ними. У неё было два часа настоящего счастья под березой у пруда. Это было свидение с молодостью. Сережа обнимал её и называл любимой. Он вспоминал незначительные подробности прошлой их жизни и у костра, и на Оке, куда они ходили вместе с коровами. Он называл ее "Миледи" и что– то было в этом слове такое сильное, как вся литература, которой живет почти каждая женщина в России. Саше мучительно больно и восхитительно сладко было с ним. Это были не просто воспоминания. Это была новая жизнь. "Здесь жизнь заговорила вновь". Может быть и вправду он перестанет пить?
Как много в России места, какие просторы и как много женщин, верящих в то, что их любимые перестанут пить. Как много и как часто, мучительно и сладко на час или на два встреться в реальной жизни и любить, любить без конца до самой смерти,. А потом опять– он пьян. Он и здесь и не здесь, он ушел.. Но она знает, что там, куда он уходит, он не перестает её любить. И это чистая правда, и такая женщина по– своему счастливее той, у который всегда трезвый и рассудительный муж. Она верит, она ждет.. А он приходит совсем пьяный и даже не узнает её.
Так и в этот раз. Сережа вернулся из своего небытия, она вернулась из своего одиночества и тоски. Они классически сидят под березой, как простые молодые парень с девушкой. "Обними, поцелуй.. Ну что на тебе за юбка..? Сама снимешь? Что же за юбка такая!" Саша отрывает его руки от своей юбки и смеётся. "Саша, что же мы наделали? Как много лет прошло! Скажи, что любишь меня....? Скажи." В голосе Сережи звучит нотка тоски. И за эту нотику, без которой не бывает поэзии любви, Саша верит ему. ."Да, я люблю тебя, но...Ты сейчас остановись. Забудь про то, что думаешь сейчас." Серёжа отстраняется и с удивлением спрашивает: " Не понимаю, чего же ты хочешь? Ты что? фригидная? " Сашу коробит иностранное слово , но тут же становится смешно из– а крамеровского комизма в его маленьких глазках. "Я хочу, чтобы мы с тобой сидели вот так над Окой, а не около этого омута . Чтобы сидели и слушали тишину, держались за руки и всё. И всё ! Понимаешь? больше ничего мне не нужно"– твёрдо выговаривает Саша, мучительно сознавая тщету сказанного. Но тут Сережа снова обнимает её, притягивает голову к себе, целует в лоб и говорит совсем трезвым голосом, "Так и будет, так и будет, моя девочка". Саша чувствует свои слёзы в морщинках глаз и его слёзы лбу.
Они долго сидят молча, прижавшись друг к другу. Дачники стараются пройти к колодцу в обход. Вдруг Серёжа что– то вспоминает. "Ты знаешь, Сашуля! Мне надо пойти вон туда, за этот проклятый пруд к одному дачнику. Я обещал, я не знал , что ты приедешь. Обещал сделать ему кое– что. Ты подожди меня у Лисициных. " "Хорошо, милый. Как здесь хорошо! И как нам с тобой хорошо. Я подожду тебя в доме Олега. Может быть не все потеряно?" " О чем вы Миледи? Почему грусть и тоска в голосе? Жизнь только начинается." Саша слушает и старается не понимать, что в голосе Сережи теперь уже звучит другая, такая популярная в России песня, песня юродствования.
Она идёт к дому Олега. Там под камнем в саду находит ключи и, пробираясь через крапиву и разные вьющиеся ветви, входит в дом. В природе разгорается жара, что совсем уморила жителей Москвы и области, а в заброшенном, заросшем мхом доме прохладно, как в погребе. Саша идет на кухню, где все приготовлено для жизни по правилам тибетских монахов. Есть всё: крупы, соль, спички, вегетарианские консервы. Есть и вода в нескольких наполненных доверху вдрах. Саша включает рубильник и плитку. Ставит воду и начинает варить макароны. Находит тарелки, масло, вилки. Включает электрический самовар. Расставляет чашки, насыпает в тарелку орехи и изюм. Серёжи всё нет. Она его ждёт с тем известным всем женщинам России, да и не только России, чувством любви к единственному и неповторимому, но так редко бывающему дома, мужчине.
Наконец он появляется. Саша предлагает ему поесть с ней и не придает значения отказу. Только потом она сообразит и поймёт. Не в первый раз встречает она такое поведение. Она же русская. Но забыла. Не хочется верить. Ах да! наш возлюбленный абсолютно пьян. Сразу не было заметно, но потом стало так заметно, что Саша просто теряется и не знает как помочь ему уйти. " Уходи, Сережа! Уходи! И не вздумай возвращаться. Сейчас сюда приедет Олег, и ему ты здесь не нужен." Сережа даже не возражает. Саша жестоко и твёрдо просит его уйти к себе домой. Подумать только! час назад он предлагал ей жить с ним у него в доме. Предлагал замуж. Смешно. Он уходит покроно и душераздирающе.
Что же сейчас ? Сейчас его здесь нет, он где– то не здесь. Он там, где много лет путешествовал Пер Гюнт Ибсена, и где скрывался от толпы наш Есенин... Там нет места для Саши, как не было места для Сольвейг. Увы нет! Она жалеет, что не сможет быть с ним там.. Там не сможет.. Там яма, наполненная черной водой. Он не спорил. Спросил только, можно ли проводлить её завтра на автобус. "Да приходи прямо под дерево к лавочке, где останавливается автобус на Серпухов."
Он ушёл, и вот она одна. Идёт в сад. Нет, она не Сольвейг.Там были снега. Здесь жарко. Смотрит на небо. Жарко. . Идет в дом. Старается читать. Тихо. Вдруг слышит, что на терраске кто– то шуршит. Может, крыса? Может, бабочка в занавеске или ожившая прошлогодняя муха? Но нет. Странный шум... Выглядывает. Это птица залетела и не может вылететь. Саша хватает старые тренировочные штаны Олега и старается выгнать птицу. Но та только сильнее и сильнее бьётся о стёкла. Тогда Саша набирается смелости и хватает птицу рукой. Она боится сжать её, поэтому птица вырывается и оставляет перья вокруг. Второй раз Саша ловит птицу и уже сильней сжимает её мягкое и хрупкое тельце. Теперь можно и выпусть птицу в сад.
Так Саша проводит время до вечера. Ей совсем не страшно, что очень странно, потому что в прежние времена она всегда боялась оставаться одной , боялась, что вдруг появится баба Дуня, которая , как утверждали деревенские, не умерла, а превратилась в привидение. В их старом доме баба Дуня часто вылезала из печки и сама открывала себе двери, чтобы выйти на волю в ночь. Здесь, сегодня, в доме Олега, ей совсем не страшно и даже не грустно. Просто хорошо. Она знает, что Сережа действительно любит её, как никто никогда, и от этого ей хорошо. Порой ей кажется, что хрустят ветки, и что это Серёжа идёт к ней . Ей этого совсем н е хочется. Пусть не приходит. Ветки хрустят, но она мгновенно понимает: нет он не придёт. Он обещал не беспокоить её. У него есть дворянская честь. Смешно! Рахманинов с Крамеровым вместе. Музыка полей и юродствование церквей. И то и другое не допускает пошлости.
Он сдержал слово и пришел только утром. У них есть полчаса перед приходом автобуса. " Скажи, любимая, ты еще приедешь?" "Да, но через год. И при условии, что ты перестанешь пить" "Сашенька, год – это 365 дней !.Миледи! за что? Какие могут быть условия между нами? Подумай ! " Сережа показывает рукой на поле и на лес за дорогой. И правда, какие могут быть условия перед такой красотой?! И все же Саша непреклонна:"Вот так! и никак больше! Через год! Пиши мне. Ты умеешь писать? Напиши свой адрес– вот здесь" Саша дает ему бумагу, и он старательно выводит буквы и цифры..".Тульская область, Заокский район, Страхово , деревня Сеселёво, Зябликову Сергею Константиновичу." Пиши, дорогой, пиши мне... Отвечай на мои письма Я буду тебе писать, Серёжа, часто, отвечай мне пожалуйста отвечай. " Саша спешит сказать эти окончательные слова, и ей кажется, что именно этими словами, этим диким условием она затягивает вокруг, и себя и Сережи, какую– то смертельную петлю. Всё понимает, но остановиться, изменить всё– нет времени.
" Конечно, я буду тебе писать, любимая. 365 дней...! Это круто, Миледи . Это круто, Миледи!" Сережа встает с лавочки и уже не смотрит на Сашу. Он стоит на дорооге, и вся его поза говорит о полном безразличии к происходящему. Какая красивая поза пастуха! Приходит автобус, самый первый, совсем без пассажиров.
Саша уезжает в Москву . Там она почти каждую неделю ходит к заржавелому почтовому ящику и бросает любовные письма в заокский район, в Страхово. Она пишет Сереже письма ручкой , от руки. В наше время так не пишут. И бросает их в почтовый ящик на столбе. Каждый день она проверяет свой почтовый ящик в доме. Ответных писем не приходит. Так продолжается больше месяца. Потом к ней начинают возвращаться её же письма. Саша звонит Олегу. В чём дело?
Олег и сам не знает, но думает, что, возможно, теперь в России и почты нет совсем. Почты, которой он посвятил всю свою жизнь, больше нет. Ему в голову приходит оригинальная мысль, что с исчезновением почты в бумажном виде исчезают тысячилетия прежней жизни. Олег Витальевич Писсемский, хотя и старается много лет быть не русским, все– таки русский до мозга костей , а это значит, всегда имеет в голове оригинальные философские мысли.
Олег не обсуждает подобные вопросы с Сашей, а просто информирует её о том, что Сережа, каждый раз во время его наездов в Сеселёво, приходит к нему и обещает принести письмо для Саши. Ни разу не принес. "Он приходит трезвым?" "Ну что ты! И каждый раз просит ещё... Но ты знаешь, ту лавочку у дороги, где останавливается автобус, он по твоей просьбе, починил."
Через год Саша по причине верности требованиям литературы собралась поехать в Сесёлево, но непредвиденные обстоятельства , связанные со здоровьем сестры задержали её в Москве. Предчувствуя недоброе из– за своего опоздания, она приехала в деревню. Никто её не встречает и никто ничего не говорит. Олег не приехал. Саша идёт к Тоне, которая потолстела еще больше, но также дружелюбна и гостеприимна. . "Что он женился, наконец?" "Нет не женился, он всё тебя ждал." Тоня замолкает и странно смотрит на Сашу. Саша не спешит спрашивать, почему же Тоня замолчала и смотрит странно.. Спрашивает про письма. "Ты не знаешь, Тоня, почему мне вернулись мои письма?" "Не знаю, но мне кажется, что теперь почта совсем не работает, а может он и адрес тебе неправильный написал.? Он такой был растяпа, такой был неаккуратный." Саша пугается словом "был"."Почему ты говоришь "был"? Тоня отводит глаза и отвечает:
" Пил он много последние дни, не так, как обычно. Больше пил.. А на прошлой неделе пошел к пруду, знаешь, новому, и утонул там. Ну пьяный был, совсем пьяный, оступился. Никого не было рядом.!" Тоня как– то тупо рассказывает Саше то, что произошло с Сережей, и Саша также тупо и бессмысленно повторяет " Как утонул? Как утонул? Этого не может быть!" Саше не говорит, она причитает. Тоне становится жалко её, потому что она начинает плакать. Плачет она странно, как– то сухо, без слез. Тоне кажется глупостью, что такая немолодая и образованная женщина может быть такой наивной.
Саша идёт в сторону колодца, и дальше к пруду. Проходит мимо березы, под которой они с Сережей сидели, садится на бревно над самой чёрной водой. Вокруг летают стрекозы, и по воде прыгают водомеры. "Не может быть, чтобы это был конец" думает Саша. "Не может быть, чтобы это был конец". Она пристально смотрит в воду и видит в ней отражение неба и берёз. Потом вынимает пачку бумаг. Это неотправленные письма Сережи, которые ей передала Тоня. Она внимательно рассматривает эти , так называемые, письма,, даже нюхает их , чтобы почувствовать , ощутить его запах, пусть даже запах лука. Раскладывает мятые листки бумаги вокруг себя и гладит их. Вдруг, порывом ветра их срывает и уносит куда– то за березы над прудом. Письма летят и летят над деревней, над полями и лесами. На каждом листке нетвердым почерком написано одно и то же , одно и тоже, одно и тоже..... и больше ничего : " Любимая! Меня вы не любили." Писем этих было ровно 365.