Публицистика. Игорь Ткачев (Минск, Беларусь). Путевые антибелорусские заметки

Прожив последние три года в Беларуси, и познав ее в некоторой степени, так сказать, изнутри, снизу, от простых жителей сел и деревень, с которыми я был накоротке, к верху, до городских высокопоставленных лиц, директоров и начальников, с кем я также был знаком теснейшим образом – в течение двух месяцев меня самого безуспешно пытались сделать одним из них – мне кажется я начал понимать менталитет, квинтэссенцию белорусов.

Будучи корнями из Украины, культурой и языком русским, а прожив большую часть жизни в практически никогда неразбавляемых местным населением русских конклавах Средней Азии, по складу мыслей много «советским» и немного «западным», я, к своему удивлению, со стороны, отчасти как «свой» и отчасти как «не свой», отчетливо ощущаю разницу между некогда братскими народами. Разницу в культуре, языке, менталитете.

К примеру, пересекая в очередной раз украино-белорусскую границу в глубинке, я не перестаю дивиться резкому переходу от безудержной, пьяно-веселой вакханалии а ля «ще не вмерла Украина» украинского духа к сдержанно-осторожному аккуратистскому характеру белорусов.

То есть, путешествуя по Украине, я постоянно встречаю веселых, словоохотливых малороссов, которые, как зайцы с батарейкой «Энерджайзер», постоянно находятся в движении.

В начале они минут по двадцать со своими тюками и ягодно-грибными коробами, с шумом и гамом, не обращая ни на кого внимания, словно они одни во вселенной, устаиваются на «своему мисти». Потом – неважно, что они как час из дома – достают из своих торб и сумок «колечке ковбаски, шматочок сальца, яэчки, помидорки, хлиб» и, конечно, «пляшку горилки», и приглашают вас к столу. Отказываться бесполезно, никого не интересует, что у вас язва желудка и вы год как не пьете или в руке у вас зашита противоалкогольная ампула – выпить придется.

Весь этот «легкий ланч» происходит в привычном бурном процессе «знайомства». При чем спрашивается все, что взбредет на ум: сколько раз вы были женаты, сколько валюты везете с собой, как провозить контрабанду через границу и тому подобное.

В разговор, по причине природной импульсивности национального характера, обязательно вовлекаются рядом сидящие, те, кто сидит рядом с ними, а также, возможно, и те, кто просто шел мимо за пивом и услышал ваш разговор. Любопытство – национальная украинская черта, от которой они только выигрывают, а вы страдаете.

Разговор ваш может быть прерван только по двум причинам: если вы, наконец, прибыли в пункт назначения или состав останавливается на очередной станции, на какой-нибудь «Вишневке» или «Красных бураках».

Тогда весь вагон, несмотря на то, что время остановки всего 2 минуты, дружно высыпает на перрон и мчится за пивом, мороженым, кроссвордами. Так продолжается всю дорогу. Украинцы весьма неусидчивый народ, в отличие от белорусов, которые могут сидеть часами, не двигая ни одной мышцей лица – наверное, такая нордическая невозмутимость связана с веками правления здесь прибалтов – литовцев.

И неважно, что час ранний – всего семь утра. Путешествующий малоросс вечно страдает от жажды и недоедания, невзирая на время суток. При чем из всех напитков он предпочитает «пыво». Хотя, это скорее расовая, славянская привязанность к данному напитку, нежели чисто украинская.

По мере убывания дня и приближению к ночному времени суток активность украинских зайчиков с батарейкой «Энерджайзер» нисколько не умешается. К вечеру большинство из них уже изрядно под хмельком, некоторых сон внезапно застигает уже к моменту радиопередачи «На добранич, дити» и они засыпают, «як дити», где придется. Те же, кто мужественно несет вахту до конца, слоняются по вагонам, проведывают новых знакомых, а с теми, с кем еще не успели познакомиться, предлагают и за это, естественно, «дзябнуть».

Путешествующая молодежь, всевозможные ученики кулинарных техникумов и сельскохозяйственных лицеев, студенты столичных ВУЗов, просто школьники, всегда шумны, общительны и неимоверно дружелюбны. Они всю дорогу играют в карты, поют российскую попсу и рассказывают непристойные анекдоты, пьют национальный напиток «пыво», едеят мороженое и чипсы, оставляют возле себя горы бумажек, после чего, внезапно приехав, всей гурьбой радостно вываливаются из вагона, и гул их голосов и взрывы хохота уже слышны по ту сторону, на перроне.

Но самый шумный и говорливый люд – это вездесущие и везде снующие торговцы-коробейники. Если вы попали в ягодно-грибной сезон, комфорта и спокойствия не ждите. К вашему законному месту вам не дадут пройти, в вагон не войти, не выйти.

«Сельские жинки», согнувшиеся под доверху наполненными ягодой или
грибами коробами – в каждой руке по торбе, подвыпившие «чоловики с вусами» с такими же торбами и кулями, вертлявые «дивчата» и смурные «хлопци» – все едут в столицу или какой-нибудь областной центр, или просто куда-нибудь едут, чтобы продать свою чернику, бруснику, лисички, белые, а также туалетную бумагу, полотенца, молоко, какие-нибудь болты и гайки – короче все торгуют всем. И вам нет места среди этой разношерстной толпы.

Можете интеллигентно и вежливо просить вас выпустить из вагона, можете орать не своим голосом – все равно вас никто не услышит. Помогут только поступательно-наступательные движения с применением легкой физической силы.

В момент пересечения украинско-белорусской границы, после поверхностного украинского таможенного досмотра следует долгая изнуряющая процедура досмотра белорусской стороной. В глаза сразу бросается белорусская форменная строгость и пасмурность, хотя все происходит довольно вежливо.

После прохождения всех таможенных формальностей вы, наконец, садитесь уже на белорусскую электричку. После такой, казалось бы, естественной украинской неопрятности и неряшливости, ваш глаз ловит не вызывающая белорусская аккуратность: в скромных еще советского пошиба вагонах чисто, окна закрываются и открываются, туалеты работают.
Пассажиры, также, словно не из братской страны со схожим языком, нравами и обычаями, а откуда-нибудь из-за тридевять земель: разговаривают вполголоса, не толкаются, ведут себя чинно. Никто после себя не оставляет бумажек от мороженого, пустых пивных бутылок, шелухи от семечек.

Никто не горланит веселых песен, никто не торопится познакомиться со своими попутчиками, никто не «дзябает» за новые знакомства. На всем протяжении моего 12-часового путешествия я повстречал только одну компанию из пяти человек, которые пили водку, играли в карты, выходили в тамбур, чтобы разобраться, а потом, помирившись, снова возвращались на свои места, да и те, в конце, оказались украинцами, едущими к кому-то в гости.

Первый раз, познакомившись с этой разницей в национальных характерах двух народов, я был приятно удивлен: кто не хочет путешествовать в чистоте, чинно общаться с вежливыми и воспитанными попутчиками, не толкаться на перронах и в очередях.

Однако, перемещаясь таким образом повторно, и познакомившись поближе с менталитетом братского белорусского народа, этих «славянских немцев» – судя по их чистоплотности, охоты до работы и некоторой чопорности, мне стало неимоверно скучно.

Ну, представьте на минуту все это сдержанное спокойствие, эту осторожную вежливость, эту настороженную отстраненность друг от друга. Никто не горланит песни, обнявшись за плечи. Никто по соседству не подпрыгивает при игре в карте, возмущенно вопя «не желди – переигрываемо!». Никто не орет на другом конце вагона «Пыво, морозиво, чипси!». Никакого тебе хаотичного броуновского движения, хождения-брожения тел и умов, туда-сюда, сюда-туда и снова туда-сюда. Одним словом, скучно.

В Украине сейчас свобода. Свобода мнений, прений, слов, дел. Говорю, что думаю. Думаю, что хочу. Делаю, что хочу. И никто мне не указ. Нет надо мной больше господ. Я сам себе хозяин. Я сам отвечаю за свою жизнь.

В начале эта свобода опьяняет, сводит с ума. Затем заставляет задуматься, а после даже ужаснуться, что отныне ты «сам себе пан» и никто про тебя мудро «не подбает». Хочешь – становись капиталистом. Хочешь – алкоголиком (последнее намного легче).

Я помнится, вернувшись в свои родные места, ко всем этим тополям и березкам, соломенным стогам и песчаным трактам, совсем обалдел от нахлынувшего на меня счастья и воспоминаний.
Представьте, в синем небе тают последние золотые лучи заходящего солнца. Теплый ветер-озорник гладит меня по лицу, ерошит мои волосы, то убежит прочь, то вернется вдруг. Березка, нежная подруга моего детства, томно шелестит своими грустными листочками, словно кличет «Приди, приди, милый друг! Я так долго ждала тебя». И так мне сделалось хорошо, так зазвенело-запело сердце несчастное мое, так закружилась бедная голова моя, что не удержался я на ногах и вытянулся во весь рост в густой траве-мураве под своей березкой.

Лежу, одурев, гляжу в синее небо, слушаю, как листочки березкины шелестят на ветру. Кузнечик в траве стрекочет. Мимо дядькИ с косами пошли, бабы со всяким огородним инструментом. Эх, так хорошо, что и умереть не жаль!

А главное, никто не удивился, почему это я там, в траве, как последняя колода, валяюсь. Не подумали, что напился молодец, да могутные ноги его подкосились. А если и подумали, то тихонечко так, не крутя пальцем у виска.

Будь я на своей новой родине, в Беларуси, меня быстро бы привели в чувство – и не важно в лирическо-поэтическом настроении я пребываю или в празднично-похмельном. Оштрафовали бы в два счета, как миленького. Я знаю. Даже в своем собственном дворе я не могу в траве поваляться: соседям сразу подозрительно делается.

Кстати подозрительность и настороженность это два чувства, которые объединяют всех белорусов. Все настороженно осторожны. Осторожно настороженны. Что говорить, что делать. Думают одно, говорят другое, делают третье. Как велит партия. Ну, не партия, так государство, руководство.

Официально все свободны. Говори, что хочешь. Думай, что хочешь. Делай, что хочешь. На деле свободами своими можно пользоваться где-нибудь у себя дома. Или в бане. Или на огороде. Тихо. Про себя.

Официально – все за. Неофициально – против. На задворках, в своих кабинетах, на своих кухнях – все рассуждают, критикуют, негодуют. Против президента, политики государства, местных властей, начальников-самодуров. На совещаниях, митингах, в газетах и по телевидению – все соглашаются, одобряют, восхищаются. И все привыкли. И все помалкивают. Вот такая проституция ума и духа.

Все чего-то боятся. Ну, может, не боятся – опасаются. Опасаются быть замеченными. Опасаются быть уволенными. Опасаются быть оштрафованными. Опасаются быть посаженными.

Белорусские мужчины странно робки. Они всегда согласны со своим начальством, своими властями. Они себе на уме. Они не говорят «нет». В Беларуси вообще никто не говорит «нет», если президент сказал «да», и наоборот.

Помню, как на минском вокзале после полуночи местная милиция не разрешала спать тем, кто ждал своего поезда. Кто ехал в два ночи, кто в пять утра. Один закемарил, другой головой на грудь закивал. Раздается команда «Не спать! Не спать!». А почему спрашивается «Не спать?». То ли такая забота, чтобы поезд свой не проспать, то ли чтобы вещи не сперли, хотя это маловероятно. В Беларуси практически не воруют. Официально. Приятно. Но мне эта собачья команда «Не спать» что-то не по нутру пришлась. Я бы предпочел свободу уснуть и проспать свой поезд, чем чувствовать, как кто-то даже во сне меня контролирует.

Купив себе бутылку пива, я всякий раз, когда мимо шпацировал очередной «полисмэн», грозно взирая по сторонам, испытывал легкое непонятное чувство вины – словно я уже нарушил что-то или вот-вот нарушу, хотя я не знал что и как. Может, нельзя пить пиво, сидя на скамейке? Может, нельзя пить его из горла? Может, я не там и не так сижу? Может вышло новое постановление мудрого руководства страны вообще не пить пиво? А я, представьте, пью! Преступник!

Вообще в Беларуси надо делать все, как другие. Как говорится «Оказавшись в Риме, поступай так, как поступают римляне». Не больше и не меньше. Как мне показалось, плюрализм мнений, поведений, рассуждений, убеждений не приветствуется. Хотя есть определенные свободы. Например, свобода в молодежной моде: хочешь, будь «эмо», хочешь «готом», хочешь бегемотом. Но это все под сдержанно-осторожные взгляды простых белорусов и патрулирующих нарядов милиции. Как говорится “Ordnung ueber alles”.

Поработав когда-то в молодости с представителями более чем тридцати национальностей со всех континентов в нескольких многонациональных компаниях, я успел поспешно впитать в себя то, что на Западе уже долгое время называют «diversity» – будь то “national diversity” или “cultural diversity”, весь этот «мульти-культи» дух: столпотворение языков, акцентов, стилей одежды, вероисповеданий. И поэтому по неопытности проповедуя идею различных точек зрений и подходов к чему бы то ни было, я в начале не мог понять того ужаса, который отображался в глазах моих новых коллег, когда я начинал рассуждать о всемирных «liberte, egalite, fraternite”. Не знал я тогда, что в Беларуси официально может быть принята только одна точка зрения, только один подход, только одна линия поведения.

Вместе с близким веянием западных ценностей, при всем стремлении к открытости, при всей технической продвинутости белорусов – широкий доступ в интернет, широкое распространение мобильной связи, при все том порядке на стареньких улицах (здесь я не о Минске – там строительный бум), низкой преступности (так говорят по телевизору), я продолжаю удивляться их средневековой заскорузлости в умах, раболепии перед своими заводскими сюзеренами и князьками, всеобщей забитости.

Главное правило, если вы хотите жить и здравствовать в Беларуси – не высовывайся. Ни с хорошим, ни, тем более, с тем, что здесь не приветствуется. Устроившись на работу, вы быстро поймете, «как нужно думать», что и как говорить.

Здесь, как и в советские времена, силен дух коллективизма. Митинги, демонстрации, спартакиады, олимпиады. 1 Мая, День флага и День города вы вынуждены будете радостно проводить у памятника Ленину, дружно махать флажками и ходить строем.
И все это нужно делать воодушевлено, радостно, без признаков печали и усталости на лице. Иначе ваше «недовольство» про себя отметят, а за вашей «несознательностью» незаметно проследят.

Однажды, пресытившись за год всеми этими мало внятными сборищами – ведь они всегда проводятся по велению начальства, а не по велению сердца – я, в сердцах, и стоя с флагом в руках, имел неосторожность ляпнуть что-то вроде «пригнали нас сюда». На что, на меня накинулись и громкогласно отчитали более сознательные товарищи, прилюдно пристыдив. Мне казалось стыдно должно быть им, а не мне, ведь не я, а они кривят душой, идут против своей совести. Но им, верно, как и древним грекам, понятие совести видно было не знакомо.

А вообще, Беларусь замечательная страна для тех, кто всегда законопослушен, хочет работать и не ставит под сомнение действия своего руководства. Для тех, за кого, как и в советские времена, решают что и как делать, что есть хорошо, а что плохо. Для тех, кто готов жить как тот премудрый пескарь, не высовываясь. Эх, хорошо!