Трагедия. Тимофей Маляренко (Владивосток, Россия). Друг

Прохладный октябрьский ветерок взъерошивал мне волосы. Я поднял воротник пальто, чтобы не простудиться. Идти домой мне не хотелось, все же не каждый день тебе на голову сваливаются такие новости. Поэтому, не долго думая, я остановился посередине детской площадки и сел на качели. Мне хотелось побыть одному и поразмыслить над сложившейся ситуацией.
Дело в том, что пару часов назад врачи обнаружили у меня простатит. Конечно, ничего страшного в этой болезни не было, тысячи мужчин ею страдают, но это был удар по моему самолюбию. Я не привык быть слабым, я всегда был лидером. В любой области своей жизни, будь то работа или личная жизнь.
За свои сорок три года я успел достаточно много сделать. Наибольшая моя радость в жизни – это, конечно, моя семья, точнее моя любимая дочка. Варюше уже семнадцать лет и она учиться на первом курсе университета, а через пять лет станет дипломированным журналистом. Вообще она с детства много читала, учась в школе, работала в местной газете, писала статьи. Кроме того, она достаточно хорошо умеет рифмовать слова. Правда, ее стихи в основном очень личные и сильно нагружены чувствами, но мне они все равно нравятся. Видимо, у нее чисто гуманитарный склад ума. Вся в свою маму.
А вот я всю жизнь был технарем. Еще со школы уважал математику и физику, поэтому неудивительно, что я поступил в политехнический, который успешно закончил. Успел я поработать и в НИИ, разрабатывая новые виды двигателей для летательных аппаратов. После защиты кандидатской диссертации, я, правда, ушел оттуда, но продолжил заниматься авиацией и теперь работаю главным конструктором. Работа мне очень нравиться, ведь я занимаюсь любимым делом, руковожу людьми, принимаю решения и, в конце концов, помогаю людям.
А вообще я – счастливый человек. Можно сказать, что я состоялся в этой жизни. Единственное, что меня немного огорчает, так это то, что у меня не так много друзей. А, по сути, вообще один – Генка. Мы с ним росли в одном дворе, дрались в детстве за свою территорию, влюблялись в одних и тех же девочек, вместе били стекла в подъездах, вместе сбегали от милиции, вместе начали курить. Как говорится, прошли огонь воду и медные трубы. Кстати, о трубах. После окончания школы Генка поступил в техникум, потому что никогда не блистал знаниями, и университет не потянул бы. Зато он стал первоклассным сантехником. Такие специалисты всегда ценились, потому что у каждого в доме есть раковины, ванны, унитазы и краны, которые имеют свойство стареть, протекать, ломаться и ржаветь. Единственное, в чем мы с Генкой расходились, было отношение к алкоголю. Не то, чтобы я был закоренелым трезвенником, выпить я любил, да еще в хорошей компании, да еще за хорошим столом, но я всегда знал свою меру, а Генка – нет. Пил он много и часто. Благо не забывал при этом работать, и его семья в деньгах особо не нуждалась. Но и душевного спокойствия в их семье не было. Постоянные скандалы, ссоры, женские слезы и расстроенные нервы. Генкина жена – Лиля, время от времени ходила с синяками, что меня очень огорчало. Я, конечно, не раз с ним разговаривал, просил, уговаривал, иногда угрожал. Бывало, мне казалось, что он все понимает, и пьянки на время прекращались. Но время икс непременно наступало, и Генка опять напивался.
Вообще, когда я чем-то обеспокоен или меня что-то тревожит, я всегда вспоминал о Генке. Вот и сейчас, мне бы подумать о своем здоровье, все же, на время я не смогу быть близким с женой. А это не так просто, потому мужчиной я всегда был сильным, да и жена моя никогда холодом не отличалась. А Генка из мыслей не выходит. Может быть, все потому, что мы в последнее время немного отдалились, а это мне совсем не нравилось. Раньше, даже не смотря на его запои, мы почти безгранично доверяли друг другу. Всегда советовались друг с другом, помогали, часто ездили вместе с семьями ко мне на дачу на шашлыки или вдвоем с ним на рыбалку. А сейчас почему-то этого нет. Хотя, может, это всего лишь временные трудности, которые обязательно надо преодолеть и стать вновь столь же близкими.
Очередной порыв ветра подхватил на руки опавшие листья и закружил их в ритме вальса. Удивительно наблюдать за этой пляской увядшей жизни. Как будто листья хотят тебе сказать, что они еще не совсем погибли, а способны кружить и веселиться по чистому осеннему воздуху. Прощальная пляска, танец после смерти…
Внезапно из глубины двора выбежала бродячая собака. Она повела носом и медленно направилась в мою сторону. Не добегая до качелей, на которых я сидел, метров двух, она остановилась. Худая, местами лишенная своей рыжей шерсти, перепачканная грязью, она выглядела довольно жалко. Она пристально смотрела на меня. Такие печальные глаза, как будто на меня смотрела не собака, а человек. Я даже немного поежился от этого взгляда.
– Есть, небось, хочешь, – заговорил я с ней.
Она наклонила голову на бок и завиляла хвостом.
– Ты смотри, еще и все понимаешь, – улыбнувшись, сказал я. У меня действительно сложилось впечатление, что эта дворняжка меня прекрасно понимает.
– Интересно было бы узнать, почему ты оказалась на улице, – продолжал я, – наверно, раньше у тебя был хозяин, который за тобой ухаживал. Да, грустно терять дорогих тебе людей. Вот мы с Генкой знакомы с рождения, а перестали друг друга понимать. И почти не доверяем друг другу и ничего не рассказываем. Эх, а раньше, мы могли общаться часами напролет или часами молчать. Какая разница, чем заниматься, ведь мы друзья. Или были друзьями?
Я посмотрел на собаку. Она сидела и все так же смотрела на меня своими печальными глазами.
– Хоть ты, дружок, меня выслушаешь. Мне ведь и выговориться некому стало, а ты хоть и ответить не можешь, зато выслушаешь всегда и никогда не перебьешь. – Я невольно рассмеялся. – А ведь действительно, ты никогда не перебьешь. Слушай, ты можешь считать меня сумасшедшим, но мне кажется, что ты все понимаешь.
Собака открыла пасть, высунув язык, и часто задышала.
– Ну, вот ты уже улыбаешься. Погоди, – опомнился я и полез в свой портфель.
Дело в том, что, будучи аспирантом, я не мог себе позволить регулярно и правильно питаться, за что и был награжден гастритом. Поэтому моя жена всегда заботливо клала мне в портфель несколько бутербродов, чтобы у меня всегда была возможность перекусить. А сегодня я ходил на обследование и совсем про них забыл.
Порывшись немного у себя в портфеле, я без труда нашел бутерброды на привычном месте, куда обычно их помещал.
– Значит, немного перекусим, – сказал я, распаковывая первый бутерброд.
Я разломил его пополам и половину кинул собаке. Она мигом накинулась на еду, в мгновенье проглотив брошенный ей кусок.
– Ого, – улыбнувшись, произнес я, – вот это ты мечешь.
Я бросил ей вторую половину, которую ожидала та же участь, что и первую. Недолго думая, я скормил собаке все бутерброды, не съев при этом ни кусочка. Да, если честно, мне совершенно не хотелось есть.
– Извини, дружок, у меня больше ничего нет, – сказал я, разводя руками.
Я смотрел на собаку и думал о том, что хорошо, когда есть кто-то рядом с тобой, кто всегда заботиться о тебе и с кем ты можешь поделиться всем, чем угодно. У меня-то как раз все это было, точнее почти все. А вот у нее нет ничего. Мне стало немного жалко это обиженное судьбой существо.
– Здорова, Жека, – раздался Генкин голос за моей спиной, вырывая меня из размышлений. – А, ну, пошла к черту, – крикнул он, и замахнулся на собаку рукой. Она боязливо взглянула на него и отскочила в сторону. – Развелось дворняг, куда только городские власти смотрят? – продолжал Генка, – отстреливать их надо, чтобы заразу не разносили.
– Привет, Ген, – поздоровался я, повернув голову в его сторону.
– А, ты чего сегодня не на работе? – спросил он, присаживаясь рядом со мной. От него несло алкоголем.
– Да, я в больницу ходил, – признался я, немного отодвинувшись в сторону.
– Заболел что ли?
– Немного, зуб разболелся, вот и ходил лечить, – соврал я. Мне почему-то совершенно не хотелось сейчас откровенничать.
– А, так это ерунда. Мы на выходных к тебе на дачу поедем?
– Выпить хочется? По-моему ты уже успел набраться.
– Вот только не надо начинать читать мне мораль. Я, между прочим, сегодня уже успел по двум адресам смесители поменять. Отработал – имею право.
– Кто же спорит, что не имеешь. Только вместо выпивки купил бы сыну новый компьютер или жене пальто на зиму. А то она уже пятый год ходит в обносках.
– Слушай, ты чего сегодня такой правильный? Не надо лезть в мою семью. Я сам разберусь, кому что покупать. Это мои деньги, на что хочу, на то и трачу.
– Деньги-то твои, но ответственности у тебя совсем нет. Ген, что с тобой стало? Мы же с тобой все детство и юность прошли плечом к плечу. Сколько раз друг другу помогали в разных переделках. Мы же с тобой друзья, в конце концов.
– Друзья, – иронически сказал он. – Наши пути разошлись, когда ты в свой институт поступил.
– А, что ты предлагаешь мне не учиться?
– Я, вон институтов не заканчивал, а на хлеб всегда себе заработаю.
– Заработаешь и тут же пропьешь, – раздраженно ответил я. Раньше он мне такие заявления не высказывал. Будто мое образование стало причиной нашего разлада. Нет, то, что в плане образования мы с ним отличались, я не спорил, но это не могло быть причиной нашего непонимания.
– Ты опять? – обидевшись, ответил он. – Не хочешь со мной дружить, не надо, – вставая, произнес он. – Мы люди не гордые, сами как-нибудь проживем и без ваших институтов, – добавил он и плюнул на землю. Что за ужасная привычка?
Сверкнув глазами, Генка направился прочь с детской площадки. Ну, вот, испортил настроение. Хотя у меня его с утра не было. Похоже, восстановить наши взаимоотношения будет сложнее, чем я предполагал.
Сидеть на улице мне больше не хотелось, да и прохладно было. Теперь же мне захотелось прийти домой и сварить себе ароматный кофе с корицей. Можно было бы добавить в него еще немного коньячка. Включить любимую музыку и, потягивая кофе, расслабленно сидеть в своем мягком кресле.
От таких планов у меня стало теплее на душе и, поднявшись с качелей, я направился к дому. Дойдя до подъезда, я увидел возле дверей ту самую дворняжку, которую так недавно кормил бутербродами.
– Ну, здравствуй, снова, – улыбнувшись, сказал я. – Меня дожидаешься? Вот только нет у меня больше ничего.
Она не отрываясь, смотрела мне в глаза. Я некоторое время молчал, обдумывая, что делать дальше.
– Слушай, раз у тебя нет хозяина, давай я тебя домой возьму? А, что? Помоем тебя, накормим, будем с тобой по утрам гулять, тем более, что я все равно рано просыпаюсь. Ты как на это смотришь?
Собака высунула язык и завиляла хвостом.
– Нет, ты определенно меня понимаешь, – рассмеялся я. – Тогда за мной, – скомандовал я и вошел в подъезд. Собака весело засеменила за мной.
Зайдя домой и раздевшись, я первым делом отнес собаку в ванну. Она послушно стояла на дне ванны и смотрела на меня.
– Так, есть один вопрос? Как тебя звать-то? – я ненадолго задумался. – Что-то высокое тебе вряд ли подойдет. – Рассуждал я. – А ты мне не подскажешь, ты только умеешь понимать меня и радоваться моим словам. Стоп, а давай назовем тебя Рада. А что? Рада мне всегда рада. – Произнес я и улыбнулся.
Включив теплую воду, я принялся тщательно мыть Раду вместе с мылом. Она совсем не сопротивлялась, даже наоборот, мне показалось, что ей нравятся водные процедуры.
Когда я закончил ее мыть, он стала похожа на скелет обтянутый рыжей шерстью.
– Да, Рада, откармливать тебя придется долго, – заключил я и принялся вытирать ее старым полотенцем.
Отведя ее на кухню, я стал рыться в холодильнике в поисках чего-нибудь съестного. Еды было достаточно, но для нее не все подходило. Недолго думая, я отрезал достаточно большой кусок вареной колбасы и отдал Раде. Она с жадностью принялась уплетать поданную ей еду.
– Так, – начал я, – ты жуй колбасу, а я схожу в магазин и куплю тебе корм. Да и ошейник с поводком тебе нужны, и миску не мешало бы.
Выйдя в прихожею, я оделся и вышел из дома. Хорошо, что рядом с нашим домом находился достаточно крупный супермаркет, где я смог купить все, что планировал. И даже немного больше. Подстилка и пара искусственных косточек оказались вполне нужным дополнением.
Вернувшись домой, я застал Раду на кухне. Она лежала у стола, положив мордочку на передние лапы. Ее шерсть уже почти высохла и сейчас она выглядела вполне прилично.
– Заждалась? – спросил я. – А я тут тебе кое-что прикупил, – добавил я, показывая собаке купленные вещи.
Наложив корма в новую миску, я поставил ее перед Радой. От еды она не отказалась, что было не удивительно.
– Ешь, поправляйся, а я себе кофе сварю.
Как и планировал, я сварил себе кофе с корицей и добавил в него немного коньяка. С кружкой в руке я направился в зал. Сев в свое любимое кресло, я взял очередной номер журнала «Популярная механика» и принялся читать с того места, на котором остановился. Немного углубившись в чтение, я заметил боковым зрением какое-то движение. Оторвавшись от своего занятия, я перевел взгляд я движущийся объект. Это была Рада.
– Поела? – спросил я. – Сейчас тебе постель организуем, – добавил я, вставая.
Постелив ей пушистую подстилку возле телевизора, я вернулся в свое кресло.
– Ну, что, иди, отдыхай, – сказал я, обратясь к Раде, и кивнул головой в сторону подстилки.
Она довольно послушно направилась к телевизору и легла на подстилку. Ее сообразительность меня уже не удивляла.
Спустя некоторое время, расслабляющее действие кофе и мягкого кресла дали о себе знать, и я задремал.
Проснулся я от нежного поглаживания по щеке. Открыв глаза, я увидел рядом с собой свою жену.
– Ты чего сегодня так рано пришел? – спросила она.
– Я в больницу ходил, – ответил я. – Варька еще не вернулась?
– Нет еще, и что тебе врачи сказали?
Я немного помолчал, вспомнив про свой нерадостный недуг.
– Галь, у меня простатит.
Она понимающе посмотрела на меня. В ее взгляде было столько добра, нежности и сопереживания, что мне захотелось забыть про свой статус сильного мужчины и расплакаться у нее на плече.
– Ничего страшного, – наконец, сказала она. – Мы и не с такими трудностями справлялись, а тем более это не такое страшное заболевание. Ты чего-нибудь ел?
– Только кофе выпил, – признался я, – а есть что-то не хочется.
– А я, пожалуй, чаю выпью, а потом ужин готовить буду. А то твоя дочь после учебы всегда много ест.
Она любила говорить «твоя дочь», потому что мы с Варькой всегда были хорошими друзьями, и я никогда ее не наказывал. Может, конечно, я ее неправильно воспитывал и слишком сильно любил? Хотя, как можно слишком сильно любить своего ребенка?
– А это еще что за явление? – увидев собаку, спросила жена.
– Это Рада.
– Какая еще Рада? – спросила она. Ее тон стал жестким и сухим. Недавняя нежность испарилась как роса под летним солнцем.
– Галь, это очень хорошая собака, она меня понимает и во всем слушается. Жалко ее было оставлять на улице.
– Вечно тебе всех жалко, – завелась она, – еще не хватало, чтобы она притащила в дом какую-нибудь заразу.
– Я помыл ее, а завтра к ветеринару ее свожу, сделаю все необходимые прививки.
– Так ты ее собираешься насовсем оставить? – сверкая глазами, спросила Галя.
– Да, она будет жить у нас, – сказал я довольно спокойно, но, давая понять жене, что решение уже принято и оно не обсуждается.
Она ничего не ответила, прекрасно понимая мой тон. Прикусив губу, она отвернулась и ушла на кухню.
– Ничего, – сказал я, глядя на Раду, – Галя добрая, только ей никогда не нравилось, когда я что-то делаю, не посоветовавшись с ней.
Некоторое время я смотрел в окно, раздумывая над сложившейся ситуацией. Нехорошо, конечно, так поступать, но все же Галя могла бы меня поддержать. Я же знаю, что она очень мягкий и отзывчивый человек. А тут получилось совсем по-другому. Звук закрывающейся входной двери прервал мои размышления.
– Папуля, – закричала из прихожей Варя, – я уже пришла.
Я хотел, было встать и встретить ее, но она уже заскочила в комнату и повисла у меня на шее.
– Как день прошел? – спросил я, целуя ее в холодную щеку.
– Ой, сегодня столько всего произошло, – затараторила она, – сейчас, подожди, я руки помою и все расскажу, – добавила она и выскочила из комнаты.
– Мам, а что у нас ванна такая грязная? – снова закричала Варя. Что за нехорошая привычка кричать из другой комнаты?
– Это твой папа сегодня в дом дворнягу притащил, – с торжествующим видом сказала Галя, войдя в зал. Она ехидно улыбалась, поглядывая то на меня, то на собаку.
– Какую еще дворнягу? – растерянно спросила Варя, вернувшись из ванны.
– Да, вон ту, – кивая головой в сторону Рады, сказала Галя.
– Пап, но она же такая некрасивая, – начала канючить Варя, – когда я просила тебя подарить мне щенка, ты отказался, а сам себе взял собаку. Ладно бы, красивую, но эту!
– Ничего, она еще гадить начнет, – продолжала свою атаку Галя, – тогда веселее будет. Хитрая, нашла союзницу в лице дочери.
– Папуль, так она теперь постоянно с нами жить будет?
– Да, – спокойно ответил я.
– Уууу, – замотала Варя головой, как маленький ребенок. – Не хочу.
– Хочешь, не хочешь, а я решение уже принял, – продолжал говорить я спокойным тоном. – А теперь Варвара Евгеньевна идите к себе в комнату. – Она очень не любила, когда я ее так называл. Но она не поддержала меня, поэтому любезничать я с ней не собирался.
Варя надула губы и ушла к себе. Галя еще некоторое время постояла в проходе, оперевшись плечом о дверной косяк. Ее ехидная улыбка не сходила с лица. Наконец, она с видом победительницы развернулась и ушла на кухню. Тоже мне, устроили бабий бунт.
Я посмотрел на Раду. Она положила мордочку на передние лапы и грустно наблюдала за нашей семейной сценой.
– Ничего, – сказал я вслух, – разберемся.
Уход и забота способны на многое. Прошло чуть более двух недель, с тех пор, как я подобрал Раду с улицы, а она уже выглядела вполне откормленной, и ее шерсть блестела и лоснилась.
Наши вечерние прогулки уже начали входить в привычку. Вот и этим прохладным вечером мы бродили по нашему просторному двору. Я не надевал на Раду поводок, потому что не боялся, что она убежит или кого-то укусит. Слишком сложная была судьба у этой собаки, чтобы, неожиданно обретя хозяина, вновь убегать к неприветливой жизни.
– Жека, – раздался у меня за спиной Генкин голос. – Здорова, – подходя ко мне, протянул он руку.
– Здорова, – пожимая ему руку, ответил я.
– Слушай, ты мне пару сотен не одолжишь на несколько дней?
– Что-то случилось? – удивленно спросил я, прекрасно понимая, для чего ему нужны деньги.
– Да, ты понимаешь, сейчас шАры никакой нет, так одна мелочевка. На хлеб только хватает. А я тут домой собираюсь взять новый холодильник, старый-то уже совсем потек.
– И на холодильник тебе не хватает именно пары сотен? – ехидно спросил я. Давно я не слышал столь бездарной лжи.
– Да, чо ты? – повысив голос, сказал Генка. Видимо, он понял, что прокололся. – Так дашь или нет?
– Нет, Ген, не дам. И не хочу давать.
– Тоже мне друг, – попытался надавить он на жалость, – мы же всегда друг другу помогали. Я же все верну, заработаю и верну.
– Да, дело ни в том, вернешь ты или нет. Если бы тебе действительно надо было на холодильник, я бы дал, не задумываясь.
– Жек, ну, чо ты, как жмот.
– Слушай, ты за словами-то следи.
– А, что? Твои уши могут слушать только благородные слова, как в институте?
– Чего ты пристал к моему институту?
В это время к нам подбежала Рада.
– А, ну пошла отсюда, сука, – замахнувшись рукой, крикнул Генка.
Рада отскочила к моим ногам и зарычала на него.
– Не трогай мою собаку, – довольно требовательно сказал я.
– Твою собаку? – с надменностью в голосе спросил Генка. – Это же дворняга. Ты чо, Жек? Еще и рычит, тварь.
Произнеся последние слова, Генка попытался пнуть Раду ногой, но она довольно ловко отскочила в сторону и вцепилась ему в штанину.
– Ах, ты зараза маленькая, – крикнул Генка, как опытная истеричка и попытался освободить свою ногу.
– Рада, назад, – громко скомандовал я и присел на корточки.
Рада отпустила Генкину штанину и бросилась ко мне. Я подхватил ее на руки и прижал к груди.
– Не, ты посмотри, что эта маленькая тварь сделала? – вопил Генка, указывая на свою изодранную штанину.
– А, не надо было ее ногой пинать, – спокойно ответил я. Получил по заслугам, нечего устраивать сцены.
– Ты, совсем одурел, – обратясь ко мне, сказал Генка. – Для тебя какая-то шавка дороже, чем лучший друг. Хотя какой ты друг? Денег и то занять не можешь, жмот.
– Да, пошел ты, – так же спокойно сказал я и направился к дому, неся Раду на руках.
– И пойду, – крикнул мне вслед Генка. – Только когда тебе понадобиться смеситель в ванной поменять, зови кого-нибудь другого. А вообще ты всегда жмотом был. Даже в детстве никогда со мной не делился. Тоже мне интеллигент нашелся. А с простыми людьми ты уже и поговорить не можешь…
Что он там еще говорил, я уже не расслышал, потому что зашел в подъезд. Можно подумать, я так сильно нуждался в том, чтобы именно он поменял мне смеситель. Или кандидат технических наук не сможет этого сделать? Смешно. Уж что-что, а руки у меня всегда росли, откуда надо.
Зайдя домой, я поставил Раду на пол и стал снимать пальто.
– Как погуляли? – спросила Варя, вынырнув из своей комнаты.
– Хорошо, – ответил я, – если бы не дядя Гена.
– А, что так?
– Совсем стал заговариваться. Алкоголь к добру не доведет…
– Ну, что лапы пойдем мыть? – сказала Варя, обратясь к Раде. Она нежно погладила собаку по голове, отчего та завиляла хвостом.
– Похоже, она не против, – улыбнувшись, сказал я.
Варюша взглянула на меня сияющими глазами и, подхватив Раду на руки, направилась в ванну. Я еще некоторое время стоял в прихожей, не решаясь пройти в комнату. Мне было приятно, ужасно трогательно, я испытывал огромное чувство гордости и восхищения за свою дочь. Все же у нее доброе сердце, а это и моя заслуга.
Галя весь вечер возилась на кухне, готовя свой фирменный торт на день рождения своей лучшей подруги. Я немного почитал, попытался посмотреть телевизор, но быстро понял, что это пустая трата времени. Поэтому, не дожидаясь жену, лег спать.
Провалившись в сладостную дрему, мне голову стали приходить разные мысли. То о работе, то о семье, то о Генке. Проснулся я оттого, что Галя толкала меня в бок.
– Жень, встань, посмотри, чего там твоя собака скулит. Уже минут двадцать спать не дает.
Я открыл глаза и повернулся к жене.
– А, сколько времени? – спросил я сонным голосом.
– Поздно уже. Я говорю, сходи, уйми свою собаку, – с раздражением в голосе сказала она.
Я встал с постели и поплелся на кухню. Уже через минуту я вернулся обратно и вновь нырнул под теплое одеяло.
– Ты плиту забыла выключить, – сказал я, обнимаю жену за талию.
– Как забыла? – растерянно спросила она.
– Обыкновенно, ручку не в ту сторону повернула.
Она ничего не ответила, а только ближе прижалась ко мне. Да, в общем-то и говорить ничего не требовалось. Я прекрасно понимал, что Галя сейчас чувствовала. Все же мы прожили вместе не один десяток лет, поэтому научились понимать даже молчание друг друга.
Беда никогда не приходит одна, правы были мудрые мира сего. Проблемы со здоровьем, проблемы с другом, небольшой разлад в семье, а тут еще и трудности на работе. Мой отдел не сделал во время довольно важный проект. И на меня, как на главного конструктора посыпались все шишки. Приходилось брать схемы, расчеты и чертежи домой и довольно долго все проверять и выправлять.
Вот и этим вечером, придя домой и поужинав, я засел за компьютер и углубился в мир цифр. Мне уже порядком надоел такой распорядок дня, хотелось отдохнуть после работы и расслабиться. Но приходилось вновь напрягать мозги. Честно говоря, я уже начал сомневаться, что смогу все исправить в отведенные мне сроки. Иногда отчаяние находило с удвоенной силой, хотелось все бросить и уйти обратно на должность обычного конструктора. Выполнять свой объем работы и не беспокоиться о последствиях. Но я не мог. Не мог, потому что у меня была семья, о которой нужно было заботиться, не мог и потому, что я долго шел к этой должности. И теперь сдаваться не собирался.
Проведя очередные вычисления, я оторвался от монитора и откинулся на спинку стула. Поглядывая в потолок, я почувствовал у своих ног какое-то шевеление. Заглянув под стул, я увидел лежащую под ним Раду.
– Иди сюда, – поманил я ее. Когда она выбралась из своего укрытия, я подхватил ее на руки и посадил себе на колени.
– Что, скучаешь? – спросил я у нее. – Варька сегодня на танцы ушла, а я уже какой день не могу оторваться от работы. Извини, больше с тобой поиграть никто не может. – Рада понимающе смотрела мне в глаза, как это она всегда делала. – Ты думаешь у меня получиться? Я выжат, как лимон, а еще это простатит. В туалет нормально сходить и то не могу. – Я вновь посмотрел Раде в глаза. Казалось, они придавали мне сил и наполняли меня уверенностью.
Вдруг я услышал, как в дверь позвонили.
– Ну-ка, погуляй пока, – сказал я Раде, поднимаясь со стула.
Открыв входную дверь, я с удивлением увидел Генку.
– Привет, – поздоровался я, – проходи.
– Здорова, – процедил он сквозь зубы, входя внутрь.
– Зайдешь? Чаю выпьем…
– Некогда, – деловито ответил он, обдавая меня запахом выпитого алкоголя.
– Как знаешь…
– У меня кот пропал, Пират.
– Пират? Он же старый уже, может, умирать ушел.
– Никуда он не уходил, его собака разорвала.
– Собака? – удивленно переспросил я.
– Твоя собака, – повысив голос, сказал Генка.
– Ты в своем уме? – нервно произнес я. – Ты видел мою собаку? Она и мухи не обидит. Тем более я с ней гуляю все время. Это точно не она.
– Безобидная? – еще громче сказал Генка. – Она в прошлый раз меня покусала, а теперь кота моего загрызла. Ее пристрелить надо.
– Во-первых, она тебя не укусила, а всего лишь прокусила тебе штанину, и было за что. А во-вторых, твоего кота не она загрызла.
– Она опасна для людей, а ты ее защищаешь?
– Ты чего пришел? – теряя терпение, спросил я. – Поругаться?
– Жека, ты мне друг или нет? – каким-то гнусным голосом спросил он. У меня даже мурашки по коже побежали.
– Пока еще друг, но если ты будешь вести себя подобным образом, то скоро все поменяется.
– Ах, пока! – крикнул он, развернулся и выскочил в подъезд. – А собаку ты свою застрели или я ее сам убью.
Я закрыл за ним дверь и вернулся в комнату. Больше работать я не мог, потому что у меня от переживания стали трястись пальцы. Я сходил на кухню и налил себе коньяка. После нескольких хороших глотков, мне немного полегчало.
– И почему люди становятся такими? – спросил я у вошедшей на кухню Рады. – Понимать-то ты все понимаешь, а вот ответить не можешь. Жаль.
Жизнь, как зебра. То полоска черная, то полоска белая. Сегодня утром я, наконец, сдал свой проект, полностью уложившись в сроки. Начальство осталось довольно и я, конечно тоже. Все же я люблю свою работу, даже, несмотря на то, что иногда приходиться очень сильно понервничать.
Кроме того, сегодня я успел заехать в больницу и забрать результаты анализов, которые показали, что, после пройденного курса лечения, я полностью выздоровел. Да, собственно, я это уже почувствовал.
После больницы я решил поехать домой, потому что на работе мне дали отгул, а тем более была пятница. Все складывалось отлично.
Идя по детской площадке, я остановился возле качелей и решил немного посидеть на свежем воздухе. Стоял ноябрь, а потому было морозно. Но даже освежающий воздух не мог охладить моей радости.
– Жека, – услышал я за спиной Генкин голос. Невольно я вздрогнул, предчувствуя тяжелый разговор.
Я встал с качелей и повернулся в его сторону.
– Ты еще не пристрелил свою собаку? – развязано спросил он.
– А с чего я должен ее пристрелить?
– Она вчера вечером покусала моего сына, – крикнул он.
– Чего? Думай, что говоришь, – рассерженно сказал я. – Мы с ней вчера вечером гуляли, и она никого не кусала.
– Значит, это ты ее натравил. Хочешь мою семью разрушить, тоже мне друг называется.
– Ген, ты в своем уме? Тебе лечиться надо.
– Думаешь, что я больной? Это вы все больные.
Мне совершенно не хотелось с ним больше говорить и, развернувшись, я направился к своему подъезду.
– Не хочешь говорить со мной, – кричал мне вслед Генка. Он направился за мной, отчего я ускорил шаг, поспешив заскочить в свою квартиру.
К удивлению на кухне сидела Галя и Генкина жена – Лиля.
– Привет, – удивленно поздоровался я с обеими.
– Привет, – обеспокоено сказала Галя.
Лиля вместо приветствия всхлипнула и заплакала. Я заметил у нее под глазом свежий синяк.
– Жень, – начала Галя, – мы денег сможем занять?
– Конечно, а что случилось? – начиная нервничать, ответил я.
– Генка вчера совсем допился, избил сына и Лильку. Сашку в больницу отвезли с сотрясением мозгов. Он ему передние зубы выбил, вставлять надо.
Вот так новость. От неожиданности я присел на стул, переваривая полученную информацию.
– Я только что его встретил, – понуро заговорил я, – он мне сказал, что Сашку наша собака покусала.
При упоминании о Раде, Лиля всхлипнула с новой силой.
– В этом все и дело, – как-то зло сказала Галя. – Он думает, что ты променял его на собаку. От этого и сходит с ума и пьет, как никогда. Тебе что трудно от нее избавиться? Или тебе этого мало? Выгони ты ее и все.
– Он хочет, чтобы я ее пристрелил, – неестественным голосом произнес я.
Галя отвела глаза в сторону и некоторое время молчала.
– Так пристрели, – тихо произнесла она.
Я встал со стула и вышел в зал. Как иногда быстро меняются полоске на коже у зебры. Еще час назад она была светлее первого снега, а теперь чернее кромешной тьмы. Почему мне приходиться делать такой выбор? Почему приходиться выбирать между человеком и животным? Ведь первому на тебя наплевать, а второй тебя любит. Пусть и простой собачей любовью, но какая разница…
Подойдя к Раде, я с грустью посмотрел ей в глаза. Такие понимающие, такие человеческие.
– Прости, нам придется расстаться, – сказал я, погладив ее по голове.
Субботним утром я встал довольно рано, позавтракал и выпил крепкий кофе. Зайдя в кладовку, я вытащил из сейфа двустволку, которая досталась мне еще от отца, сунул в карман несколько патронов и вернулся в зал. Я молча взял на руки Раду и, одевшись, вышел на улицу.
Открыв гараж, я выгнал машину на улицу и некоторое время прогревал двигатель. Рада лежала на заднем сиденье, положив голову на передние лапы.
– Здорова, – процедил Генка, садясь рядом со мной на переднее сиденье.
Вчера мы договорились с ним поехать вместе ко мне на дачу.
Я ничего не ответил, а только уныло кивнул головой.
Всю дорогу мы ехали молча, отчего расстояние в тридцать километров показалось мне бесконечно длинным. Все это время я пытался вспомнить момент, который привел к таким последствиям, но в голову так ничего и не пришло. Все произошло как-то незаметно…
Дачный сезон давно закончилось, поэтому домики пустовали. Листва на деревьях уже успела упасть, придавая постройкам дополнительное уныние.
Остановившись у лесочка, я заглушил двигатель и вышел из машины. Некоторое время я смотрел на опавшую листву. Все заканчивается, даже жизнь…
Достав ружье, я медленно зарядил оба ствола. В это время Генка вышел из машины и стал прохаживаться возле деревьев.
Открыв заднюю дверцу, я позвал Раду. Когда она выскочила, я отвел ее к опушке, а сам пошел обратно. Один шаг, другой, третий. Какое тяжелое ружье, какие понимающие глаза, какая бессмысленная жизнь…
Развернувшись, я взглянул в ее преданные и испуганные глаза, а потом нажал на оба курка.
– Все, ты свободна, – сказал я, обратившись к Раде, когда дым от выстрела рассеялся в морозном ноябрьском воздухе.
…Подойдя к окровавленному трупу Генки, я присел на корточки и закрыл ему глаза. Ни любви, ни радости, ни сострадания – они не выражали ничего. Я отбросил ружье в сторону и тихо прошептал:
– Прости, друг, так было надо.