Фэнтези. Елисей Дутковский (Москва, Россия). Лицо и маска

Телега медленно катилась по дороге, скрип колес усугублял, и без того сонное состояние, навеянное пасмурной погодой. Серое осеннее небо, казалось, смотрело на землю с тяжелым мрачным презрением. Таким же тяжелым взглядом смотрел перед собой молодой парень, устало сидевший на телеге среди кучи холщевых мешков и мусора. Возница, словно загипнотизированный мерными ударами кнута погонял тощую клячу, бегущую усталой рысью по каменистой дороге, низко наклонив голову. Парень, казалось, дремал, и только искры тихого безумия, смешанного с ужасом, которые плескались в полуприкрытых глазах юноши, выдавали, что ему отнюдь не до сна. Он смотрел перед собой, его глаза излучали тихую ненависть, некоторую отрешенность, и отражение незримых, загнанных в глубины подсознания чувств. Сознание юноши терзалось смутной тревогой и темной страстью, разрывающей душу словно сотни голодных граскаальских волков.
Резкий толчок внезапно остановившейся телеги вывел парня из полудремы. Возница, слезая с козел вопросительно посмотрел на юношу. Тот с недоумением прищурил глаза. Возница раздраженно спросил: «Ты есть хочешь? Третий раз спрашиваю!» Есть? Да, юноша был голоден. Когда он ел последний раз? Силясь вспомнить, юноша прикрыл глаза. Глубины сознания явили четкий образ Карпашских гор, подножие Кезанкийского хребта, запах серы, лязг железа, а дальше – черная, зияющая пустота. «Жрать будешь, черт тебя дери!» Голос возницы снова вывел юношу из полузабытья. Он кивнул. «Ну так пошли, трактирщики сюда не придут!» Юноша сошел с телеги и направился за возницей, глядя немигающими глазами прямо перед собой.
В трактире было темно, но немноголюдно. Немолодой трактирщик смотрел на немногочисленных посетителей хитрым внимательным взглядом, словно пытаясь выявить в каждом из них какую-то тайну. Видимо, других развлечений у него не было. Он окинул взглядом вошедших. Цепкие глаза остановились на юноше. Трактирщик задумался на минуту, затем вышел из-за прилавка, прикрыл входную дверь и что-то шепнул девушке, сидящей за барной стойкой. Та обернулась, окинула глазами посетителей, и, остановившись взглядом на юноше изменилась в лице. Она зябко повела плечами, одернула серую дымчатую шаль и, не говоря не слова подошла к юноше.
– Ты? – едва слышно, но с явным упреком прошептала она. – Ты здесь?
Юноша, казалось, был абсолютно спокоен, и лишь спрятанные глубоко в зрачках искры глухой тоски и едва уловимого страха свидетельствовали о том, что он пытался вспомнить, кто эта незнакомка.
– Почему ты здесь, Конан? Почему ты… так выглядишь? Где кольцо? Покажи руку.
Юноша дернулся, словно от удара плетью. «Конан! Да, ведь это я Конан! Значит, это был не сон». Он окинул незнакомку холодным взглядом, и едва разжимая пересохшие губы прошептал: «Кольца больше нет. Конана тоже больше нет. Мое имя – Талисий.»
Лицо девушки вспыхнуло гневом.
– Пойдем со мной, киммириец! Тебе придется многое объяснить мне, а также своему отцу. А я напомню тебе кое-что, если ты забыл.
Они проследовали в каморку за прилавком, пропахшую вином и пылью. Девушка присела на узкую бревенчатую лавку, указав юноше на табуретку, стоявшую рядом. Тот лишь передернул плечами, так и оставшись стоять, прислонившись к притолоке.
– В чем дело, Конан? Где кольцо? Где кольцо, превратившее юношу Талисия, сына художника в бесстрашного воина Конана? Или ты собираешься воевать… – девушка усмехнулась, – Вот так… Да ты и меча не поднимешь.
«Вот так… Она мысли читает. Никогда раньше она не говорила мне, кто я на самом деле. Значит, ей было нужно, чтобы я ничего не знал. Теперь она узнала меня. Ее колдовство позволяет ей это, хотя во мне сейчас невозможно узнать этого… Конана! Я больше не похож на воина-киммирийца. И я не воин!»
– Я не возьму в руки меч, Эриэла. Я не буду воевать. Ибо я – не Конан, которого вы хотели вылепить из меня. Я Талисий, рожденный стать художником. И то, что я не знал об этом до двадцати пяти лет, то, что я прожил лучшую часть жизни с мечом в руках – ваша вина. Ты и отец всю жизнь скрывали от меня правду. А ведь я считал тебя сестрой, Эриэла. Ты же прибегла к колдовству, чтобы изуродовать мое тело, очерствить душу. Ответь же, что двигало тобой, когда ты решалась на такой подлый обман? Ты и твой отец ведь любили меня, как родного… Во всяком случае я так думал. Но лишь разрушив твои чары, я понял, что любили вы не меня, а того, в кого вы меня превратили. С рождения до двадцати пяти лет, я верил, что я и есть Конан…
– Так ты и есть Конан! Другого Конана нет, не было и никогда не будет.
– А это ты верно заметила – не будет. Теперь я знаю правду и не одену больше эту маску.
– Нет, Конан, так не выйдет, – грустно ответила девушка. – Теперь ты не тот, кем был бы, случись все по-иному. Помнишь стражника из Города Забытых Лун? Он был мирным, но его кровь на твоих руках, Конан. Помнишь того жреца из Нордхейма? Ты мог бежать, но все же убил его, иначе он выдал бы тебя. Помнишь как горел Венариум? Не ты ли наряду с другими дал жесткий отпор врагам? А ведь тебе было всего пятнадцать, Конан, сын кузнеца!
– Я Талисий, сын художника!– тихо, сквозь зубы прошептал юноша, – Я не знал об этом и считал кузнеца своим отцом. Теперь я знаю правду. И если Конану было бы все равно, то Талисию больно жить во лжи. Я ухожу. Не ищи меня, Эриэла. Теперь я не настолько глуп, чтобы снова попасться в сети колдовства.
– Конан был суров с колдунами, – жестко усмехнулась Эриэла, – Хочешь сказать, что зарубишь меня также, как несчастную Доглари?
– Эриэла, перестань, – в голосе юноша сквозила глухая, неодолимая тоска и усталая скорбь, – Не рассказывай мне больше, кого убил Конан. Я знаю. Мне не удалось стереть память. Я помню почти все эпизоды, многие из которых лягут на мои полотна, как немой укор варварству и жестокости. Я ухожу. Не смей искать меня, Эриэла.
Юноша окинул взглядом серые, влажные стены каморки, поднялся и вышел, не замечая не трактирщика, ни сидевшего возле барной стойки возницы. Он шел по извилистой дороге, уводящей в сторону леса, за котором виднелись покрытые снегом вершины гор. Дойдя до лесной опушки он присел на траву, отстегнул от пояса меч, вынул его из ножен и воткнул в землю. «Вот и все! Конана-варвара, беспощадного воина – киммерийца Конана больше нет! И никто, никто и никогда больше не заставит меня одеть эту маску. Прощай, Конан. Ты почти сломал мне жизнь, но я не в обиде на тебя. Воин был, но он ушел. Я не желаю больше видеть тебя и быть тобой, воин. У меня свой путь».
Два долгих дня и две почти бессонные ночи шел Талисий в направлении северо-востока от Аквилонии. Он жаждал попасть на родину, жаждал рассказать всем, кто он есть на самом деле, жаждал найти родню художника и объявить себя его сыном. Однако он хотел не просто заявить о себе, как о художнике, но и показать работы. Для этого требовался холст, краски и кисти, которых у юноши не было. Дойдя до небольшого городка, равноудаленного от гор и от моря, Талисий решил зайти в лавку и купить все необходимое, но вспомнил, что деньги остались у возницы, купить товар было не на что. Тем не менее юноша зашел в лавку и начал разглядывать выставленные на продажу холсты, рамки, краски и кисти. Особенно привлекла его внимание большая кисть из конского волоса, аккуратно сработанная, пушистая. Юноша ярко представил себе, как она начнет свой танец красок, создавая на холсте новую жизнь…
– Дай мне вот эту кисть, приятель! – обратился он к торговцу.
– Кисть? Зачем тебе кисть, Конан из Киммерии? Уж не решил ли ты оставить ратное дело и податься в художники? – усмехнулся толстый веселый торговец.
– Конан?! Сколько же еще это имя будет преследовать меня? И откуда ты знаешь Конана?
– Да кто же здесь не знает Конана? И, кстати, слух о том, что ты движешься в город ходил здесь давно. Вот уж не ожидал, что первым делом ты заглянешь в мою лавку, – засмеялся торговец, – Тем более не ожидал, что будешь покупать у меня кисти. Ты забавно будешь смотреться с мечом за поясом и с кистью в руках. Сложно представить тебя сидящим за мольбертом.
Юноша оглядел себя и замер в изумлении. На поясе в бликующих на солнце ножнах снова висел меч. Тот самый меч, который он воткнул в землю по самую рукоятку, а ножны выбросил далеко в густой кустарник, прощаясь навсегда с киммерийцем Конаном, которым ему приходилось быть так долго.
Талисий пощупал ножны, тронул рукоятку меча. Да, это все тот же меч. Взгляд юноши случайно упал на начищенную до блеска, почти зеркальную дверь торговой лавки и увидел там лицо киммерийца Конана, а за ним, словно в белесой дымке улыбающееся лицо Эриэлы…