Фантастика. Анна Сырцова (Екатеринбург, Россия). Десять миллионов слов

***
...Слова существуют в бесконечном начале каждого человека. При помощи слов вы заводите друзей, при помощи слов вы общаетесь с самим собой, при помощи слов вы можете клеветать на людей, при помощи слов вы можете восхвалять людей, при помощи слов вы можете стать всемогущими, при помощи слов вы можете стать просто бесполезными. Каждое слово, которое вы произносите, обладает вибрацией, которая дает вам то, что у вас есть, и что вам нужно.
Так что будьте очень аккуратны, когда вы произносите слова, потому что одно произнесенное слово может изменить судьбу человека.

Йоги Бхаджан
"Сила Произнесённого слова"

***

Вот-вот наступит весна. Покрытые тонкой корочкой льда лужи оттают и высохнут, снег превратится в дождь, а дождь в сухой ветер. Деревья распустят ароматные клейкие листочки, а птицы будут восхвалять солнце даже ночью.
Вот-вот наступит весна. В своём меховом, зимнем пальто я буду бродить по зелёным аллеям городского парка. Солнце набросит на плечи ажурную шаль из тепла, но я всё равно не смогу согреться.
Вот-вот наступит весна...

***

– Что с ней, доктор?
Врач снял очки и потер переносицу.
Я не торопил его с ответом. В наше время, когда слова являются не только средством выражения мыслей, а вполне конкретным богатством, ими не разбрасываются, не произносят зря, не "сотрясают воздух" и не врут.
Индикатор на запястье мигнул, высветив цифру 3 531 695.
– У вашей жены больше нет лимита на слова.
Я прикрыл глаза и спрятал руки в карман, чтоб не показать, как они дрожат.
– Что это значит?
В конце XXIII века средства массовой информации (газеты, телевидение и радиовещание) накрыла волна свободы слова. Люди говорили, писатели писали, политики лгали, религиозные деятели проповедовали. И в один, отнюдь не прекрасный момент, пришло понимание, что хотя все и говорят на одном языке, но никто друг друга уже не слушает. Каждый говорит с собой и о себе.
Через 50 лет ученые презентовали прибор под кодовым названием "Блок", искусственно выращиваемый в коре головного мозга человека, он вел счет потока слов. Контроль блока распространялся как на произнесенные, так и написанные словоединицы.
Конечно не сразу, но человечество стало бережнее относиться к тому, что говорит. Исчезли многочисленные религиозные секты, СМИ перестали наполнять своё вещание слухами, люди перестали друг друга обманывать.
Естественно, не каждому с рождения давалось одинаковое количество возможных словоформ. Обязательное внутриутробное сканирование плода проводилось не только для того, чтобы контролировать здоровье малыша, но и для просчета возможных вариантов развития личности.
Ученому, врачу, писателю полагалось на порядок больше единиц слов, чем обычному водителю, но тоже – в зависимости от степени врожденного таланта: если человек за всю жизнь способен создать один роман, состоящий только из 80 000 слов, зачем при рождении давать ему 3 000 000? Вроде бы и не жалко, но история развития человечества, наполненная кровопролитными конфликтами, неоднократно доказывала, как далеко может завести пустое словоблудие.
Диалог, как форма поиска истины, утратила свою роль еще в середине XXII века, когда все споры, так или иначе, сводились всего к двум фразам – "Дурак!" и "Сам дурак!".
Таким образом, человек, вместе с отказом от использования лишних слов, лишал себя и многих проблем.
Мне, можно сказать, повезло: меня ждала судьба писателя, поэтому лимит слов был отличным – 10 000 000 на написание книг, рассказов и эссе и 5 000 000 на повседневную речь.
Слова я использовал умело, играя с образом и настроением, мог передать грандиозную идею всего в паре предложений. Но всё же учёные, должно быть, что-то напутали, потому как к 30 годам было опубликовано 3 моих романа, 15 повестей и более десятка рассказов, не считая различных набросков, общим лимитов на 11 458 305 слов.
Я был уже в конце творческого пути: у меня оставалось всего 3 541 695 слов на повседневное общение, но я не унывал – писательский талант не позволял транжирить оставшиеся слова впустую.
И я никогда не задумывался о том, что бывает, если человек тратит весь свой лимит.
– Что это значит?
– В теории: когда человек становится обузой для общества, израсходовав весь свой лимит, его чип отключается, нарушая тем самым работу мозга. Человек умирает.
Сухой, как наждак, голос врача прошёлся по моим нервам. Вжик.
– Вы сказали в теории? – я уцепился за последнюю надежду.
Он кивнул.
– На практике всё сложнее. Такое действие чипа на последней Конвенции по защите прав человека было признано не гуманным... Хотя в мире уже давно не было зафиксировано смертей по причине окончания лимита. У многих даже остаётся, – задумчиво добавил доктор.
– Так её можно спасти?
– Теоретически, можно. Проблема в том, что я не знаю как...

***

-Как дела? – рука Софии была теплой и сухой.
Она приоткрыла веки и слабо улыбнулась.
"Прости" – сказали её глаза.
"Ну что ты" – ответили мои.
Нам пришлось научиться понимать друг друга без слов.
Я прикрыл на секунду веки:
"Я понимаю, ты не могла поступить иначе. Эти бедные сироты..."
Её ресницы затрепетали. Блеснули капельки слёз.

Тогда, пару месяцев назад, я не придал особого значения тому, что София пришла с работы расстроенная и весь вечер молчала. Но когда такие вечера стали повторяться, я обеспокоился.
Оказалось, жене по работе пришлось посетить в составе делегации один из детских домов.
София занималась научными исследованиями в Первом центре биорегенерирующих технологий и, казалось бы, какие отношения могут связывать Центр и детский дом... но начальству вопросов задавать не принято.
Это место произвело на мою жену гнетущее впечатление. Нет, персонал детдома исправно выполнял свои функции: дети были хорошо одеты, отлично накормлены, но при этом совершенно не умели разговаривать – все свои надобности объясняли с помощью жестов и звуков.
Сперва София предположила, что дети – немые; правда оказалась намного печальнее: с ними просто никогда никто не разговаривал. Они вели себя как маленькие зверки, общаясь на только им понятном языке, а при звуке голоса – пугались и пытались убеждать.
Я помню, лет пять-шесть назад, была предложена социальная программа, направленная на адаптацию брошенных детей к реальному миру. Но тогда мало кто захотел жертвовать своими словоединицами на благо общества: еще не известно, вырастут ли их этих детей полезные члены общества – отказных детей не сканировали на определение возможных вариантов развития личности.
После обширной рекламной кампании всё сошло на "нет" и забылось...
Но если закрыть глаза – проблема не исчезнет.
София начала посещать этот детдом: она читала детям сказки, учила говорить, писать и считать... Наверное, она была единственным человеком, кто видел в этих детях прежде всего тоже людей, а не биологический мусор.
Благими намерениями вымощена дорога в ад.
Мы с Софией оказались в аду.

– Мне пора, – прошептал я, прикасаясь губами к солоноватой щеке.

***

– Господин Холодов, отойдите от окна.
Я вздрогнул и обернулся. В дверях квартиры стоял человек в серой куртке, одну руку он держал в кармане.
Сигнализация не сработала, удивился я, но от окна отошел.
– Я пришел поговорить.
Значит, не сигнализация...
Не глядя на незваного гостя, я сел на мягкий диван. Человек в куртке обошел стеклянный столик с бронзовыми львиными лапами (Софии он очень нравился) и присел на кресло напротив меня.
– Я думал, вы старше, – произнес он и вытащил руку из кармана вместе с продолговатым прибором.
То, что это не оружие, я понял сразу и слегка успокоился. По-видимому, убивать меня гость не собирался. По крайней мере – пока...
Тем временем человек нажал несколько кнопок на приборе. "Словосчёт" на запястье возмущённо пискнул и погас. Я удивлённо посмотрел на гостя.
– Я думал такие "глушители" не существуют.
Гость хмыкнул.
– Это в прошлом, а прошлое нас не интересует. Мы занимаемся будущим.
– Что вам нужно? – запоздало поинтересовался я.
– Вы умный, не обделённый фантазией человек...
Я перебил его:
– Вы вломились, чтоб сделать мне комплимент?
– ... Не теряющий самообладания в безвыходной ситуации, – не меняя тона продолжил он. – Я пришел сделать вам предложение.
– От которого мне, конечно же, трудно будет отказаться, – я улыбнулся уголком рта.
– Ну, выбор в любом случае за вами, – он пожал плечами.
– Я слушаю.
– Мы хотим получить все ваши идеи. Все. До последней.
– В смысле? – не понял я.
Гость вздохнул и посмотрел на меня, как на неразумного ребёнка, которому всё приходится объяснять.
– Примерно с 16-летнего возраста вы подозреваете, что лимит выделенных вам слов не достаточен, поэтому пишите исключительно о том, что будет интересно и полезно читать именно сейчас, пряча основные идеи глубоко в сознание. Мы предлагаем вам поделиться ими с нами.
– Я не ученый, я – писатель! – воскликнул я. – И все мои идеи, как вы выразились, не что иное, как фантазии, не имеющие применения к реальной жизни, зачем они вам?
– Именно фантазия является тем зерном, из которого произрастает наука. Все известные сейчас научные модели возникали на основе именно образных моделей. И началось это отнюдь не в наше столетие. Достаточно вспомнить Борхеса, благодаря которому наука получила громадный приток идей. Например, для французского культуролога Мишеля Фуко придуманная Борхесом в рассказе "Аналитический язык Джона Уилкинса" классификация из "одной китайской энциклопедии" послужила отправной точкой для создания "археологии знания". Именно у Борхеса нашёл протообразы своей теории мифа Леви-Стросс. Примеров масса.
Я открыл рот.
– Вы пытаетесь меня убедить, что наука строится на фундаменте фантастики?
– Называйте как вам угодно. Так мы договорились?
– Что? Нет, конечно же, нет! – вскипел я.
– Почему? – искренне удивился гость. – Вам предлагается неограниченное поле деятельности, свобода мысли, так сказать, а вы отказываетесь? Не думаете ли вы, что ваш чип был действительно ошибочно запрограммирован на такое относительно малое количество словоединиц?
У меня перехватило дыхание.
– Да вы понимаете, куда я могу завести человечество своими фантазиями? Вам нужен аналог атомной бомбы?
Он улыбнулся или мне показалось?
– Успокойтесь, господин Холодов. Никто вас не принуждает придумывать оружие. Но если у вас вдруг выйдет и такое, то... – он развёл руками. – К тому же – подумайте о жене.
– Её невозможно спасти, – вмиг остыв, я устало опустился на диван.
– А "глушителей" не существует, – гость подбросил на ладони продолговатый прибор.
– Её чип можно перепрограммировать?
– Перепрограммировать? Нет.
– Тогда что? – спросил я.
– Что вы знаете о чипах? – в свою очередь спросил он.
– Были созданы примерно в 3027 году. Представляют собой отросток на коре головного мозга, который, посредством вводимых матери препаратов, выращивается у плода примерно на второй неделе развития. В момент рождения надевается такой браслет, – я кивнул на руку, – который, используя нервные импульсы, напрямую взаимодействует с чипом, подсчитывая количество словоединиц. Термин "чип" введён условно, на самом деле это дополнительная ткань мозга.
Гость улыбнулся.
– Вы хорошо подготовились. А если серьёзно, то чип, не условный, а вполне материальный, находится в одном из мозговых центров. Если подробнее, то в передней височной доле головного мозга. Это участок, расположенный непосредственно за ушами. В нашем случае за одним из ушей.
– Вы хотите сказать: чип не выращивается? Он вживляется?
– Этот маленький, сверхсекретный факт всё меняет, не так ли?
Я молчал.
– Всего лишь электронная вещичка в живой ткани. Бесполезная для физического состояния, но очень полезная для психологического. Необходимый контроль над словоблудием достигнут!
Человек в серой куртке хлопнул в ладоши.
– Но, представим, что произошел сбой, чип показал, что словоединицы закончились... Человек, с детства усвоивший, что при завершении подсчета слов завершается и его осмысленное существование, перестает двигаться, перестает есть. Остановить этот процесс невозможно, ведь он сам, добровольно, внушил себе это. Все органы замедляют работу. Скоро он уже не чувствует ничего. Наконец такой человек умирает.
– Вы пытаетесь меня убедить в том, что чип ничто более чем бесполезный атрибут в нашей голове. Но тогда зачем вам это? – я показал на "глушитель".
– А вы умнее, чем мне показалось... Вам, пожалуй, мозги не запудришь. Ну, хорошо, не совсем "бесполезная штучка"! Он действительно посчитывает словоединицы и правда наносит некоторый вред после прекращения своих функций. Но в остальном, я сказал правду.
– Почему бы чип не извлечь?
– Завидую вашей фантазии. Потому что он был вживлён в раннем детстве, он обрастает соединительной тканью, его покрывает сеть нейронов – чип становится частью мозга. Не родной, но частью! Представьте – вам удалили кусочек мозга!
– Как его остановить?
– Это невозможно, – покачал головой гость. – Но его можно заменить. Как правило, рецидивов не возникает.
– А если постоянно применять "глушитель"?
– Это не повредит, конечно, но пользы будет тоже мало: через некоторое время чип обойдёт поле, генерируемое "глушаком", и включится на полную мощность, считая каждое сказанное слово за 10. Мы не рекомендуем применять его больше, чем на сутки.
Он помолчал.
– Подумайте еще раз: мы дарим вам еще 10 миллионов слов и любимого человека рядом. Что еще нужно для счастья?
– Ну, хорошо, – я закрыл ладонями лицо. – Я согласен.
– Вот и славненько.
Гость поднялся и прошел к двери.
– Кстати, меня зовут Сэм, – услышал я одновременно со звуком закрывающейся двери.

***

Всю ночь я просидел, смотря в окно. Искусственный спутник земли, точно имитирующий рельеф луны, двигался по кардинально противоположной ей орбите, наполняя комнату матовым зеленоватым светом.
Две луны на тёмном небе – желтая и зеленая, движущиеся навстречу друг другу – зрелище, воспетое не в одной сотне стихов.
Я вспомнил, как лет двадцать назад в Университете, мы с однокурсниками выбирались на крышу общежития любоваться этим светопреставлением (тогда Луну-2 только запустили на орбиту), избавившись предварительно от подкожных датчиков, контролирующих присутствие в радиусе 5 метров от своих комнат в ночное время.
Я улыбнулся. Генка Семёнов всегда был гением по инженерной части. Именно он придумал этот прибор, названный ГС в честь изобретателя. Приложив его к месту вживления датчика, через 2 часа получаешь тот же датчик снаружи: Генкин прибор расщеплял металл на атомы, "вытягивал" их через кожные поры и собирал вновь, не нарушая принципов действия. Отключись наши "контроллеры", охрана была бы мигом оповещена, а так ты гуляешь, где хочешь с датчиком в кармане. Хорошее было время!
Генка погиб через 4 года после окончания Университета: полетел с исследовательской группой на Геллион-3, да так и остался на этой недружелюбной планете в качестве украшения на стене вождя местного племени. Кровожадная, малоразвитая раса. Это теперь все транспортные пути проложены за много световых лет от Геллион-3.
Я вскочил. У меня же остался где-то один экземпляр ГС!
Открывая поочередно ящики, я вытряхивал их содержимое на пол, внимательно пересматривал, вещь за вещью, в поисках одной единственной – нужной.
ГС умещался в ладони. Я и забыл, какой он маленький... Помнится, Генка говорил, что он способен "вытянуть" объект в 2 раза больше своих размеров. Жаль, я не уточнил размер чипа у недавнего гостя.
Я бросился в ванную. Прильнул к зеркалу. Действительно вот он – крохотный, еле заметный штрих за левым ухом. Даже не шрам, а намёк на него. Я не был до конца уверен, что Сэм рассказал мне правду, наверное, только её приукрашенную часть, хорошо сдобренную отличнейшей ложью, но выхода нет.
Приложив ГС к предполагаемому месту нахождения чипа, я вернулся в гостиную, лег на диван и дал команду активации.

***

– Видите, сейчас ей вынут чип и заменят на другой.
Сэм ободряюще похлопал меня по плечу. На нём была всё та же серая куртка.
Мы наблюдали, как в операционной, находящейся по другую сторону толстого стекла, врач, облаченный в зеленую форму, сделал крохотный надрез лазером за ухом Софии. Через секунду он уже достал чип. Ерундовая операция, работает даже без ассистента.
Я прислонился лбом к прохладной поверхности стекла. Сердце гулко билось о грудную клетку, казалось, я слышу писк медицинских приборов...
Пи, пи, пи...
Раз, два, три...
Раз, два, пора.
Я вытащил бластер из-под свитера и повернулся к Сэму.
– Прикажи ему прекратить операцию!
Его глаза расширились, он явно не ожидал этого с моей стороны. Что ж, не все сканирования личности дают 100 % верный результат. Человеку свойственно меняться.
– Ты в своём уме? – прошипел Сэм. – Ты убьешь свою жену!
– Да ну, – я достал из кармана в прозрачной колбе точно такой же чип, как тот, что извлёк врач. – А я до сих пор жив. Голова побаливает, но умереть от этого почему-то не тянет. Странно, верно?
– Как, как... ты? – Сэм выхвалил свой бластер.
Я выстрелил и, не глядя на сползающее по стене тело, вошел в операционную.
Доктор выронил лазер-скальпель и поднял руки.
– Молодец, – кивнул я. – Так и стой.
Я отсоединил капельницу, отлепил присоски детекторов и, взяв невесомое тело Софии на руки, вышел.
Навряд ли они будут искать меня. Выходя сегодня утром из квартиры, я уничтожил все черновики своего нового романа "Абсолютное оружие", а также стёр все упоминания о нём в модулях компьютерной памяти.
А если и будут... найдут ли? Сэм сказал, что завидует моей фантазии.
Потрепи, милая.
Я устроил Софию на заднем сидении кара.
Мне жаль, что пришлось тебе пройти через это.
Мне жаль, что Генкин прибор был рассчитан всего на одну "операцию".

***

Наступила весна. Лужи оттаяли, снег превратился в дождь, а деревья покрылись ароматными листочками.
Я иду по зелёной аллее городского парка. Солнце греет спину, но мне всё равно холодно.
Бегом поднимаюсь по лестнице и жму кнопку звонка.
– Привет, что так долго? – София открывает мне дверь.
Я обнимаю её за плечи, и мы идём на кухню. Она достаёт из духовки булочки и заваривает чай. Мы садимся напротив друг друга, улыбаемся и разговариваем, разговариваем...
У нас на это осталась целая жизнь.
Браслеты на запястьях радостно мигают, показывая одним им ведомые цифры.
Я наконец-то согрелся.