Социальная проза. Александр Рыбин (г. Куча, Китай). Хрен Абрамовича

Опять пишу про митинг. Что поделаешь – время такое. Кто не на митингах, те либо на помойках, либо на шлюхах.
Хотя не так...
Под кумачом горели яростью лица. Оратор был кулаком в воздух, как китаец в гонг.
Еще не лучше.
Всю ночь лил дождь. Поэтому с Набережной сквозь ясное и теплое утро можно было различить в море даже тонкую полоску острова Попова. Данил шагал по Набережной. Сжимал под мышкой свернутый плакат.
Нормально.
Эх, и шагал он дерзкий и радостный. И казалось ему, студенту четвертого курса филологического факультета Дальневосточного государственного университета, что если захочет, то, к примеру, забросит камень выше неба. Или глазами сплющит вон ту высотку до размеров карандаша.



А ведь в то же время, позевывая, садилась за кассовый аппарат в супермаркете некая девушка и проклинала следующие десять часов, которые придется выбивать чеки и считать сдачу.



На Корабельной набережной, на площадке напротив мемориала-подлодки С-56, собирался митинг. Когда подошел Данил, между собравшихся вовсю курсировали представитель городской администрации и несколько милиционеров, указывали, какие плакаты и флаги можно использовать, а какие нельзя. Пришедшие протестовать возмущались, особенно пенсионеры: "Вы не имеете права", "нарушаете Конституцию", "у нас свобода слова или нет?" – но указанные плакаты и флаги все ж убирали. Данил решил пока не разворачивать свой плакат.
– О, как жизнь, чем дышишь? – к нему подошли знакомые "радикальные тайгофилы". Они как обычно были в зеленых повязках с надписями: "природа или смерть".
– Вырвался вот в народную стихию.
– Это правильно, – говорил "радикальный тайгофил" Степан, – а мы неделю назад остановили вырубку орешника в долине Бикина. Запустили в вагончик лесорубов, ну в котором они на деляну приезжали, энцефалитных клещей. Пока желающих работать там лесорубами – нет.
– Чё, прям энцефалитных?
– Вряд ли. Там же возле деляны насобирали. Но в вагончике записку оставили, что все клещи заражены энцефалитом.
Собравшиеся начали сгущаться перед импровизированной трибуной – верный знак, что митинг сейчас начнется. С мегафоном в руках на С-56, она играла роль трибуны, взобрался Семен Витязь, председатель краевого комитета коммунистической партии.
– Товарищи! – и Витязь обвел взглядом почти полтысячи единомышленников, милиционеров, сотрудников в штатском и журналистов, стоявших перед мемориалом-подлодкой. – Мы знаем, что правительство давно забыло о своих гражданах. Коррумпированные чиновники работают на олигархов, а не на народ. Они отдыхают на Канарах, а нас призывают затянуть пояса потуже. Да куда уж туже?! Народ и без того похож на узников Бухенвальда, а подлое чиновничье племя сосет и сосет нашу кровь, как сибирскую нефть.
Когда Данил услышал слово "сосет", он понял, что настал его миг. Взобрался по железному трапу на С-56 и развернул над головой Витязя свой плакат. "Абрамовича на хрен! Пусть работает!" – было написано черной краской на белом листе ватмана.
Протестующие захлопали, засверкали вспышками фотоаппараты. Послышались одобрительные: "Жжешь, чувак!", "Правильно!", "Молодец, пацан!". Нисколько не смущенный обращениями "чувак" и "пацан", Витязь решил, что волна одобрения направлена на него. Кивал головой в знак благодарности.
Засуетились сотрудники в штатском. Они быстро взбежали на трибуну. Двое схватили Данила за руки. Третий вырвал плакат. Пока Витязь оборачивался, юношу уже стащили на асфальт.
– Что происходит? – спросил председатель коммунистов в мегафон.
– Провокационные действия. Молодой человек использовал экстремистский плакат, – ответил четвертый сотрудник в штатском, дружелюбно улыбаясь.
Данила вели к микроавтобусу с синей полосой по борту и надписью "МИЛИЦИЯ г. ВЛАДИВОСТОК".
Милиционеры в форме встали таким образом, чтобы не пропустить никого из протестующих, если они попытаются вступиться за задержанного.



Девушка же, сидящая на кассе в супермаркете, в то же самое время спрашивала покупателя: "Вам бесплатный пакет или покрепче?" И после ответа покупателя она выдергивала пакет из пачки и складывала в него продукты. Люди перед ней двигались, как заготовки на конвейере. Нужно выполнить свою операцию с заготовкой, и она поедет дальше. Куда?



В микроавтобус Данила затолкали довольно корректно: ни пинков, ни ударов кулаками, – это он отметил с удовлетворением. Усадили крепкими руками в мягкое кресло.
– Нарушаем, молодой человек, – напротив Данила сел один из сотрудников в штатском, пятый.
– У нас в стране свобода слова. Или что-то изменилось с утра?
– У вас в стране не знаю. А вот у нас в стране необходимо соблюдать не только закон о свободе слова, но и многие другие.
– За что меня арестовали?
– Не арестовали, а задержали.
– За что?
– Вы зачем же такие вещи пишите?
– Какие?
– Вот такие, – штатский развернул плакат.
– И что тут незаконного?
– Мне, к примеру, подобное даже стыдно вслух произносить, а Вы публично демонстрируете.
– Знаете, что раньше отправляли студентов в колхозы. Для практики. Студенты говорили кратко: "Мою группу на картошку", или "Мой курс на маркошку". По моему мнению, стоило бы отправить Абрамовича на хрен – для практики. Ничего оскорбительного и непристойного.
– Это окончательно суд решит. Сейчас мы с Вами проедем в отделение и составим протокол об административном правонарушении. В протоколе свое мнение и изложите.
Витязь с трибуны через мегафон убеждал четвертого сотрудника в штатском отпустить задержанного и разбираться после митинга. Протестующие недовольно загудели.
– Мы его щас сами освободим, если не отпустите! – послышалось из толпы.
В салон милицейского микроавтобуса заглянул милиционер со звездочками капитана.
– Вам лучше в отделение ехать, Вадим Анатольевич, – обратился он к пятому штатскому.
– Понял.
Протестующие, видя, что микроавтобус уезжает, зашевелились. Сначала поодиночке выкрикивали ругательства в адрес милиции. Через несколько мгновений принялись скандировать "ПО-ЗОР!". Четвертый штатский спустился с трибуны и скрылся за спинами коллег в форме.



Некая девушка-кассир мечтала о принце на белой яхте. О принце, похожем на Абрамовича. Мечтала и набивала пакеты чужими продуктами, пересчитывала чужие деньги, кратко говорила с совсем чужими людьми и забывала их лица и голоса через несколько минут навсегда. Нет, ну вообще-то был один юноша, которого она не забывала. Лет двадцати двух на вид. Он работал в прокате книг, рядом с супермаркетом, на углу улиц Кутузова и Русской. Высокий, пальцы тонкие, длинные, как у пианиста или художника, и постоянно в царапинах – котёнок, что ли, у него дома жил. Голос у юноши был низкий и мягкий. У некой девушки-кассира его голос ассоциировался с настенными разноцветными коврами. Еще с большими китайскими подушками. Юноша обязательно говорил что-нибудь полушутливое, пока девушка-кассир пробивала его продукты. Но и безмозглой мухе ясно, что никаким принцем он не являлся, яхты точно у него белой не было, да и звали его вряд ли Ромой. Хотя имя не имело решающего значения в мечтах девушки-кассирши.



Данила отвезли в Ленинское РОВД. Сюда он еще ни разу не попадал, поэтому с интересом оглядывался, пока его вели в кабинет Вадима Анатольевича. Хотя вряд ли то был его кабинет. На двери отсутствовала табличка. В самом кабинете стояли стол, три деревянных стула и сейф увядающе-зеленого цвета.
Страха никакого у Данила не было. Его уже дважды задерживали во время акций протеста и отвозили в отделение. В первый раз его и еще пятерых участников несанкционированного пикета просто продержали в камере Фрунзенского РОВД три часа и отпустили. Во второй раз из того же РОВД его отпустили еще быстрее, после профилактической беседы.
– Присаживайтесь, молодой человек, – указал Вадим Анатольевич на стул, – что будем делать?
– Я бы с удовольствием ушел отсюда.
– И вернулись бы на митинг, чтобы развернуть новый плакат с оскорбительными надписями?
– Ага.
– Вы, однако, оголтелый. Паспорт с собой есть?
– Да.
– Дайте его, пожалуйста. Он пригодится для составления протокола.
Вошел милиционер в форме.
– Миша, составь протокол. Оскорбление государственного служащего.
– Какой же Абрамович государственный служащий?! Он же олигарх, обворовывающий Россию! – возмутился Данил.
– Вы плохо информированы, – сказал Вадим Анатольевич. Встал и вышел, передав паспорт Мише.
Миша молча заполнил протокол об административном правонарушении, потом передал его Данилу.
– Вот здесь и здесь подпишите, – милиционер дважды ткнул в чистые строчки внизу желтоватого листа.
– Сначала почитаю.
"... был задержан во время митинга на Корабельной набережной за оскорбление председателя Думы Чукотского автономного округа Романа Абрамовича, посредством демонстрации плаката с ненормативным содержанием. На данном плакате буквами значительного размера было написано "Абрамовича на хрен! Пусть работает!". За время демонстрации данного плаката его смогли прочитать десятки участников митинга и прохожих, что является основанием считать действия Смирнова Д. С. публичным актом. Таким образом, данные действия указанного гражданина подпадают под статью 19.3 Кодекса об административных правонарушениях", – замерли неровные ряды синих букв в протоколе.
– Что это за статья 19.3?
– Публичное оскорбление государственного служащего.
– Я не согласен.
– Значит, здесь после подписи напишите "не согласен", – проговорил Миша, и глаза у него были такие же вялые, как стиль протокола.
Данил еще час просидел в одиночестве в кабинете – как раз закончился митинг – и его отпустили.



Через неделю к Данилу пришла повестка в суд. Самым ярким эпизодом судебного разбирательства, оно длилось две недели, стало выступление общественного защитника – хорошего друга Данила и активиста из крохотной антисионистской организации "Там уд" – Рустама Набиуллина.
– Абрамович тайно финансирует карательные отряды ЦАХАЛа, – хорошо поставленным голосом вещал Рустам, – Это вся прогрессивная общественность знает. На деньги Абрамовича ЦАХАЛ закупает карманные гильотины, металлические фаллоимитаторы с шипами, самоудушающие галстуки и многие другие инструменты для издевательств. Вы знаете, что израильские солдаты кастрируют карманными гильотинами захваченных в плен палестинских детей? А знаете, что те же солдаты-отморозки тех же палестинских детей связывают колючей проволокой? Абрамович соучастник ужасного палестинского Холокоста, устроенного государством Израиль. Вы знаете, что по заказу Абрамовича построена огромная яхта, оснащенная самым современным вооружением? У египетского имама Фарида эль-Шахди случилось видение, что именно эта яхта станет одним из коней Апокалипсиса. На следующей неделе в мусульманских странах пройдут митинги с требованием, чтобы яхту уничтожили.
– Не надо впутывать сюда религиозные вопросы, – отрезала судья.
– Хорошо. Тогда расскажу про секретную инициативу Абрамовича, о которой опять же вся прогрессивная общественность знает. Он предложил захваченных в плен палестинских женщин принуждать к работе в израильских борделях. А осужденных мужчин-палестинцев, предложил во время их тюремного срока использовать в качестве персонала в гей-клубах. Неужели уважаемый суд вступиться за этого... этого... этого Абрамовича?
Суд вступился. Судья – Марина Алексеевна Завадская, неопрятная женщина на неопределенном десятке лет старения, лицо ее походило на тухлый помидор, если бы его обесцветили, а голос – на чавканье дырявых калош по грязи. Только черная мантия придавала ее виду некоторую важность. Марина Алексеевна очень беспокоилась о собственном благополучии, поэтому согласилась с доводами милиции. "Назначить Смирнову Д. С. штраф в размере 1 500 рублей", – так она постановила. Данил обжаловал постановление, но наткнулся на еще одну завадскую.



Многие из продуктов, которые девушка-кассир запихивала в пакеты, она ни разу не пробовала. Ее зарплаты не хватило бы на их покупку. Такие продукты были для нее лишь разноцветной пластиковой упаковкой с упругим, мягким или твердым объемом. Но если бы появился принц... как Абрамович... она бы попробовала самые дорогие деликатесы в мире. О-о-о, она тогда бы в самых экзотических странах, она бы перемешалась по улицам только в автомобилях. Обязательно покупала бы каждый день новое платье. Если бы...



Повторное извещение о необходимости выплатить штраф Данил обнаружил в почтовом ящике прозрачным июньским утром. Он жил в пригороде Владивостока, на станции "Океанская". В деревянном двухэтажном бараке. Соседи – алкоголики и гастарбайтеры из Узбекистана. Впрочем, родители Данила тоже были алкоголиками. Но отравились сивушной водкой и стали инвалидами. С тех пор алкоголь больше не употребляли. Но и работать не могли. О том, что на пособие, которое путинское государство выплачивало инвалидам, проще повеситься, чем прожить, не знает только ленивый. Данил содержал родителей. В университете он получал стипендию и работал в книжном прокате, на углу улиц Кутузова и Русской.
Штраф оплачивать он совершенно не собирался. Это стало бы ощутимым ударом по его доходам. Поэтому, достав извещение из почтового ящика, Данил порвал его и бросил в коробку-туалет своего котенка.



Сообщение о том, что участник митинга получил штраф за оскорбление Абрамовича, появилось во всех трех оппозиционных газетах города.
"Полторы тысячи за олигарха", "Суд признал Абрамовича госслужащим", "Список "Forbes" не оскорблять" – под такими заголовками вышли сообщения в газетах.
Данилу даже позвонили два раза корреспонденты, работающие на оппозиционные московские сайты, чтобы получить комментарии.
– Чувак, ты стал владивостокской звездой всероссийских масштабов, – говорил ему Рустам Набиуллин.
– Да ладно.
– Чё? В Москве вообще забыли, что есть в России город Владивосток. Вспомнили только благодаря тебе. Надо будет еще чего-нибудь такое замутить.
– Надо.



Работа кассиром, между прочим, занятие нервное. Покупатели с претензиями, что им не нравится качество продуктов или цены, идут сначала именно к кассирам. Опять же, если настроение у них поганое, то они обязательно нахамят кассиру. Пакет не тот им дали... или посмотрели как-то недружелюбно... или почему сдача "сотнями", а не "десятками". А отвечать на хамство клиентов хамством нельзя – правило супермаркета. Максимум, что можно сделать – отправить покупателя к дежурному администратору. Слушать музыку за кассой, пить или жевать, переговариваться с другими кассирами... – НЕЛЬЗЯ. Правила супермаркета. Зато в том же книжном прокате вообще полная свобода. Там кассиры-консультанты и с наушниками в ушах ходят, и книжки читают, даже рисуют. Юноша с низким и мягким голосом рисует на рабочем месте – некая девушка-кассир видела однажды. Она заходила в прокат ради любопытства. Разглядывала книги и помещение.



В конце июля Данил получил зарплату на полторы тысячи меньше обычного.
– Это с чего? – спросил он бухгалтера Ирину.
– С того, – ответила она, – по митингам меньше шляйся. Пришла бумажка от судебных приставов, что ты не оплачиваешь штраф за оскорбление сам знаешь кого. Попросили снять деньги с твоей зарплаты и перечислить им.
– Мне почему не сказали?
– Я тебе сейчас говорю: меньше надо по митингам шляться.



Роман Аркадьевич Абрамович, миллиардер, много раз упоминавшийся в списке самых богатых людей планеты в журнале "Forbes", приехал в гости к своему другу Борису Абрамовичу Березовскому, миллиардеру, заплатившему приличную сумму редактору журнала "Forbes", чтобы в его списках не появляться. Абрамович являлся другом председателя российского правительства Владимира Путина, а Березовский – врагом №1 для Путина. Если верить российским и европейским СМИ. На самом деле, все обстояло гораздо сложнее. Поэтому-то два миллиардера дружили, как дружат два давних коммерческих партнера – при надобности глотки-то друг другу перегрызли бы.
Роман Аркадьевич заехал в офис Бориса Абрамовича в лондонском Челси.
– Рома, рад тебя видеть.
– Здравствуй, Боря.
– Слышал, владивостокского студента оштрафовали за то, что он тебя оскорбил? – Березовский финансировал многие оппозиционные организации в России, поэтому активно интересовался последними новостями из оппозиционной жизни.
– Нееет.
– Хе-хе. Ты ж официально в Эрэфии госслужащий.
– Ну да, из-за чукчей...
– Путинские церберы влепили штраф студентику за оскорбление госслужащего.
– Мда, вовины опричники частенько перегибают.
– Тебе надо публично заявить, что ты заплатишь за студентика штраф государству. Представляешь, какой пиар? Сто процентов, что твоя популярность в Эрэфии вырастет.
– Подумаю. Идея неплохая.



А некую девушку-кассира Данил выдумал. Когда нечего делать на работе, он рисует ее в своем воображении и иногда в блокноте "простым" карандашом.