Политика. Андрей Новиков (Рыбинск, Россия). Облако в штанах

Владимир Жириновский: конец карьеры?
Сейчас, когда звезда его стала закатываться, он привлекает особенное внимание. Не поняв феномен Жириновского, вряд ли можно понять законы публичной политики 90-х.
Я убежден в том, что историки наше время будут измерять не фигурами Ельцина или Лебедя (ибо при всей своей первостепенности фигуры эти суммарны и потому вторичны), а только одним бесом √ Жириновским, его стилем воздействия на российскую политику. Фигура сверхмаргинальная, игровая и заведомо ложная, Жириновский был в то же время самой рафинированной и самой прозрачной персоналией в политическом процессе конца века.
Как время измеряется в квантах, так нашу эпоху следует измерять в Жириновском. Он был везде, как Фигаро, но не оставил после себя почти ничего. Он √ облако в штанах, политик-фантом, заряженный электродами тех, кто на него смотрел.

Дудочка
В 93-м он грянул как гром среди ясного неба, как воплощение нашего бессознательного, как зловещая мутация послеоктябрьского режима, как карикатура, которую осточертевший ото всего избиратель нарисовал на избирательном бюллетене. Универсальная карикатура на всех сразу. На Ельцина, разгромившего парламент, и на Руцкого, оборонявшего этот парламент. На Зюганова и на Гайдара, на всех правых и неправых в той октябрьской войне.
Он стал тогда нашим первым национальным примирением. И ложь того примирения, того безумного политического синтеза, вполне соответствовала лжи псевдогражданской бойни, совершенной в октябре. Каждая оргия стоит своего похмелья. Схлестнулись две силы, а победил он, Жириновский. Не как "третья сила", скорее как "пятый угол", появившийся на глазах у ошалевшей России. Он, Жириновский, стал вестником какой-то новой эпохи, в которую соскользнула Россия. Своими предвыборными "сникерсами" и "тампаксами" он зачал новую расу политиков.
Что-то определенно случилось после того, как Ельцин долбанул по парламенту. Словно бы там, внутри, произошла какая-то загадочная реакция, повысилась радиоактивность, и мгновенье спустя из Белого дома цепочкой вышли гигантские крысы-мутанты. С красными глазами, с поднятыми кверху лапками, под волшебную дудочку Президента они шли в Думу. И впереди всех их шел он, Главный Крыс √ Владимир Жириновский.
Так произошла грандиозная мутация нашего политического самосознания. Мы вступили в эпоху сникерсов, тампаксов и последних походов на Юг. Первый бред постдемократической России, первый вопль сумасшедшего, которым огласился декабрьский телеэфир 93-го. Так это было, с этого все начиналось.

"Батька Махно" русской демократии
Объяснить его успех невозможно. Для этого пришлось бы объяснить слишком многое в России. Принято считать, что этот успех был временным явлением, что, голосуя за Жириновского, россияне голосовали "против", что Жириновский был фантасмагорическим протестом общества против власти.
Данная точка зрения, мягко говоря, ничего не объясняет. Я подозреваю, что голосовали "за", но за что именно √ в этом, пожалуй, стоит разобраться. Он назвал свою партию либерально-демократической, хотя к идеям либерализма он имеет такое же отношение, какое, наверное, Нестор Иванович Махно имел к идеям Карла Маркса.
Строго говоря, Жириновский √ это вообще не идея, это коэффициент русского отношения к любым идеям. Страна, русифицировавшая когда-то идею коммунизма и превратившая его сначала в анархию батьки Махно, а затем и в систему государственного террора Ленина-Сталина, √ эта страна точно так же должна была переиграть, трансформировать, превратить в бред и идею либеральной демократии. Жириновский √ это человек, вывернувший русскую демократию наизнанку. Надевший этот костюм на себя и заставивший гоготать всю Россию. Над кем? Над собой.
Он √ "батька Махно" демократии, анархический вариант либеральной модернизации. Но, строго говоря, дело не в Батьках Махно. Батьки Махно приходят и уходят, а Сталины остаются. И больше того: может быть, по этим "батькам Махно" можно выстроить портрет будущего "демократического Сталина". Вот почему я утверждаю, что, голосуя за Жириновского в 93-м, Россия голосовала все-таки "за". Голосуя за него, мы голосовали и за будущих политиков √ Лебедя, Зюганова, "нового Ельцина" – и кого там еще? За всех их. Это была векторная фигура. В нем не было цели. Но было честное, интуитивно выбранное направление движения.

Его электорат
Но боже мой! Кто же за него вообще мог голосовать? Тем более в таких масштабах?.. Необъяснимо, но у Жириновского была своя безумная социология. Он не был политической галлюцинацией. Успех его объясняли по-всякому: связями с КГБ, маргинальным электоратом, стечением обстоятельств. Но чем больше объясняли, тем меньше понимали. Если Жириновский действительно был агентом КГБ, то следует признать, что он – самое большое достижение этой организации за 70 лет.
И если за него голосовали "маргиналы" (и почему в таких количествах!), то дело здесь, очевидно, вовсе не в маргиналах √ дело в маргинальном обществе. Ибо в обществе, сброшенном на обочину, именно маргиналы оказываются почему-то не-маргиналами. Феномен Жириновского объяснить с точки зрения социологии невозможно. Жириновский √ компетенция вообще не социологии, а скорее социальной психологии, или, еще точнее, социальной психиатрии. Тем не менее, я попробую дать одну из версий.
Жириновский был уникальным явлением псевдоморфоза, произошедшего в политическом спектре России. В отличие от других, он не создал никакой программы. Он сделал свой успех исключительно на компиляции того, что уже существовало до него. Обыгрывая чужие идеи, он сумел привлечь "остатки" почти всех электоральных групп, делая из них "окрошку" масс-политики.
За него проголосовали те, кто раньше голосовал за демократов, √ ибо он стал гениальной пародией на демократию. За него голосовала провинция, увидевшая в Жириновском ментальную альтернативу Москве. В сущности, Жириновский был первым выразителем провинциального сознания, он был как бы калькой, которую провинция содрала с московских идеологий, перемешав красное с белым, либерализм с национализмом. (Никто из политиков, кроме разве что Лебедя, не сумел повторить "эффект Жириновского".)
Вообще, Жириновский был явлением скорее русского бессознательного (в том числе √ бессознательной провинции), чем фактором какой-либо из идеологических доминант. В сущности, он сделал то, что обыватель делал ежедневно, включая телевизор: напичкал свою голову фразами всех, начиная с Гайдара и кончая Руцким, и, сделав из них кашу, выдал все это ва-банк. Когда говорят, что Жириновского сделало ТВ, это отражает лишь техническую сторону его успеха. Я думаю, что он сам в некотором смысле был ТВ. Функция его как ТВ была очень медитативной. Как и телевидение, он проецировал на массовое сознание идеологические доминанты.
За него проголосовали и те, кто голосовал за националистов √ ибо его бредовые походы на юг (странным образом, правда, сочетавшиеся с очень прагматичными идеями по выселению кавказцев) стали пародией и на русских националистов. Не национализм Руцкого, Зюганова, а национализм Жириновского оказался самой точной психологической версией России. Единственная часть электората, которая за него не голосовала никогда, – разве что коммунисты. Им он был чужд с самого начала. Но с демократией такая "некоммунистичность" Жириновского сыграла плохую шутку. Он, Жириновский, в какой-то момент стал главной антикоммунистической идеей в российской политике. Собственно, именно с него начала работать парадигма "ни коммунисты, ни демократы", воплотившаяся окончательно в феномене Лебедя.

"Обезьяна Сталина"
Говоря высокопарным языком, Жириновский был политической универсалией, соединившей в своем имидже игровые сюжеты всех типов российского политического самосознания: националистов, демократов, маргиналов, даже остатки коммунистов. Для избирателя он стал как бы Ельциным и Зюгановым в одном лице, усредненным выражением всех партийных программ. "Суммарный" электорат Жириновского складывался из "помоев" всех аутентичных электоратов. За него проголосовали и те, кто тяготел к демократическому или националистическому политическому самосознанию, но никогда √ те, кто сознательно ориентировался на Гайдара или Зюганова. В этом смысле я бы сказал, что Жириновский расколол политический спектр России "изнутри": оставив каждому электоральному типу по стабильному "ядру", он сумел "содрать" со всех них их "внешнюю оболочку". Поистине он слеплен из грязи, но ведь как слеплен! С какой филигранностью! Словно не грязь это, а белая глина!
Ах, если бы знали, из какого сора произрастают иногда цветы в политике! В этом, на мой взгляд, заключалась главная причина его ошеломительного успеха. Он был единственным политиком, понявшим, что главное в выборах √ не идеология, а имидж. Искусство не программы, но компиляции. Не архетип, а псевдоним. Не идея, но фраза. Все, что могло быть создано в российской политике, уже создано. Не нужно ничего изобретать, задача заключается в том, чтобы "снять пенки".
Да, его не случайно назвали политиком-постмодернистом. Он ничего не создавал, он лишь гениально играл фрагментами идеологий, созданных другими. Но я бы еще добавил, что всякий фундаментальный постмодернизм тяготеет к стилю "ретро" или, если угодно, к идее консервативной революции. Начав с развязного нэпманского галстука, он скоро надел сталинский френч. Конечно, в этом френче он был, словно обезьяна в галифе, но серьезности его физиономии при этом мог позавидовать сам Сталин. Собственно, он и был обезьяной Сталина. Дьяволом самого дьявола.
Я всегда считал, что у Жириновского вообще не было своего электората. Его феномен √ это феномен "пылевого облака". Облака в штанах. Облако это висело над Россией три года. Принимая то одну, то другую форму. Наблюдавшие Жириновского не могли не заметить его необычайную переменчивость. Он принимал очертания то Ельцина, то Зюганова. Из составлявших его клубов пара появлялись то контуры кремлевских башен, то Лобного места, то Юсуповского дворца.
Созданный из помоев, из грязи и пошлости, не имея устойчивой структуры, он обладал немыслимыми способностями перевоплощения. Подобно всякому облаку, он целиком зависел от воздушных потоков, его формировавших. Он был поистине Ничто русской демократии. В нем Россия видела то, что не находила в других политиках. Этим объясняется его иррациональный успех: он, строго говоря, не был альтернативой Ельцину или Зюганову, он был дополнением, их карикатурой.
Феномен Жириновского √ это феномен политического Соляриса. Он был материализацией бессознательной России. Россия увидела в нем то, в чем не признавалась себе. Она хохотала над его эскападами. Но это был нехороший смех.

Черт из президентской табакерки
Другим гениальным компилятором в этом смысле можно назвать разве что┘ самого Ельцина. Как ни странно, Ельцин работал по той же самой методе, опираясь как бы на всех сразу и ни на кого конкретно, так же создавая для себя "универсальный электорат", который измерялся не партийными и идеологическими пристрастиями, а степенью прагматичности. Правда, у Ельцина был несколько иной "рабочий материал" √ властные и номенклатурные энергии. В отличие от Жириновского, Ельцин не был столь артистичен, столь виртуален, но методологически они настолько похожи, что про Жириновского можно сказать: он √ черт из президентской табакерки. Он все время стоял за президентом и повторял каждый его жест. Но Ельцин часто повторял слова своего беса. Они были едины.
Для Кремля Жириновский стал тем же, чем, например, Анпилов для коммунистов: бесом, которого время от времени вытаскивали на митинги, а потом прятали обратно. Правда, в отличие от Анпилова, Жирика из табакерки вытрясли, а обратно загнать так и не смогли┘ Ни в 91-ом, ни тем более в 96-ом Жириновский, конечно, не рассчитывал на президентство. Но если бы в политике существовал пост "виртуального президента", лучшей кандидатуры не было бы. Он гонялся по листу кремлевской политики, как головка матричного принтера, то вправо, то влево, с ошалелым безумием. Порой казалось, в его действиях нет никакой логики. Но когда эта головка замирала, мы видели вполне связную политическую доктрину. Извлекая из общества безумную по величине социальную энергию, он был обречен стать временным ее трансформатором, прогнать ее через себя и передать туда, наверх, дальше┘
В одной из своих статей я писал об "эффекте замещения" применительно к Жириновскому (том самом эффекте, который впоследствии лег и в основу политической карьеры А.Лебедя). Данный эффект замещения строится путем создания фигуры, которая оттягивает голоса у оппозиции и как бы передает их власти. Вам показывают сначала круг, потом квадрат, потом опять круг. Потом квадрат убирается, и вы бессознательно дорисовываете у круга "углы". Жириновский и был вот этим мелькающим изображением, наводной картинкой, стирая которую, избиратель неизменно обнаруживал изображение все того же Ельцина. Во всех избирательных кампаниях 93-96 гг. Жириновский сыграл роль подставной фигуры. Голосовавшие за него искали в темной комнате кремлевской власти ту самую черную кошку, которой в ней не было. Но эта кошка (кот) иногда говорила "мяу!" и, говорят, даже ловила мышей.

Он уходит. Кто следующий?
На президентских выборах 91-го он был третьим. В 96-ом он стал пятым. Звезда его стала закатываться. Из "третьей силы" он, кажется, в буквальном смысле превратился в "пятый угол". Кажется, он и сам это понял после поражения на июньских выборах. Я помню, как он тогда исчез недели на две, а потом появился злой и несчастный, как черт. Общество отвернулось от него. Уход его с политической авансцены невосполним. Копировать успех Жириновского, как показывает практика, дело безнадежное. Это продемонстрировал хотя бы Владимир Брынцалов √ этот политический питекантроп новой формации, слепленный по образу и подобию Жириновского. Но Брынцалов оказался тупиковой ветвью политической эволюции. Питекантропам не дано двигаться с той же скоростью, что и шимпанзе.
Если у "облака в штанах" и есть невольные наследники, то я бы назвал, пожалуй, фигуру Лебедя. Как бы они ни были непохожи друг на друга, функционально между ними много общего. И Жириновский, и Лебедь возникли как бы на пересечении двух сил √ власти и оппозиции. И тот, и другой стали результатом смыслового моделирования. И тот, и другой были вознесены к Олимпу в считанные минуты, став как бы результатом экранирования оппозиционных энергий во властных структурах. У них обоих √ Лебедя и Жириновского √ интегративный электорат. Оба они (каждый по-своему и в свое время) стали фигурами политического синтеза в России, неся в своих имиджах какие-то важные электрические заряды.
Но если Лебедь нашел для себя возможность осесть в региональном эшелоне практической власти, то Жириновского Россия отвергла. Все попытки выдвинуться на губернаторских выборах оказались для него безуспешными. Одновременно с этим состоялся его крупнейший разрыв с левой политической оппозицией, которая так и не смогла простить ему голосование по Степашину и срез правительства Примакова-Маслюкова. Провокаторская роль Жириновского стала очевидной для всех: и для коммунистов, и для демократов, и для власти тоже.
Пьеса, в которой он играл почти десятилетие, подходит к концу. Он уйдет вместе с породившим его режимом. Табакерка захлопнется. О нем забудут, как о дурном сне. Но тень его √ воландовского кота Бегемота √ еще долго будет носиться в стенах Государственной Думы, и чей-то колокольчик будет звенеть: "– Котам нельзя! С котами нельзя! Брысь! Слезай, а то милицию позову!"