Неоконченное. Князь Расуль Ягудин (Париж, Франция). Меня разыскивает Путин (черновик, наброски)

Князь Расуль Ягудин


Меня разыскивает Путин
(дневник террориста)



Отгоняйте от себя мысли о том,
что вас могут постигнуть несчастья,
ибо худшее из них есть смерть,
а если смерть ваша будет доблестной,
вы должны почитать её величайшим благом.

Дон Кихот Ламанчский


Чем всего бояться, лучше не жить на свете.

Князь Мусаниф Ягудин
(1936-2005)
























Я, Божией Милостью князь крови Расуль Ягудин,
по праву первородства сюзерен Бирского уезда Оренбургской губернии
Его Императорского Величества
государя-императора Всея Руси Святого Николая II,
сим выражаю искреннюю благодарность
и глубокую признательность
моим дорогим друзьям и собратьям по перу,
и также Королевству Швеция, Французской Республике, ,
Чешской Республике, Республике Польша, Республике Молдова,
Финляндской Республике и Организации Объединённых Наций,
не покинувшим меня в суровый час
выпавших на мою долю тяжких испытаний
и оказавшим мне неоценимые услуги.

Вот они – мои дорогие друзья и собратья по перу:
Александра Багирова (Уфа)
Максим Костров (Уфа)
Фарит Якупов (пгт. Караидель)
Дмитрий Иванов (Буинск)
Андрей Лопатин (Чита)
Иннокентий Медведев (Братск)
Владимир Костылев (Арсеньев)
Виктор Власов (Омск)
Алексей Симонов (Москва)
Борис Тимошенко (Москва)
Виталий Челышев (Москва)
Елисей Дутковский (Москва)
Александр Зеличенко (Москва)
Александр Балтин (Москва)
Ольга Махно (Москва)
Галина Арапова (Воронеж)
Геннадий Есин (Крым)
Владимир Довгешко (Западная Украина)
Ольга Ляшенко (Молдова)
Оливия Хамурару (Молдова)
Наталья Гогу (Молдова)
Николай Тимохин (Казахстан)
Радж Багдасарян (Армения)
Ибрагим Фаталиев (Азербайджан)
Фрад Берхани (Турция)
Мехди Мехди Пур (Иран)
Малик (Пакистан)
Франсуа Эрнест (Нигерия)
Нани Гудвин (Нигерия)
Шмуэль Иерушалми (Израиль)
Хания Мехди Пур (Румыния)
Сергей Левицкий (Чехия)
Василий Шарлаимов (Португалия)
Евгения Жмурко (Германия)
Лада Баумгартен (Германия)
Юрий Тубольцев (Германия)
Клара Ишемгулова (Франция)
Ия Осипова-Лефель (Франция)
Михаил Ромм (США)
Виктор Бердник (США)
Борис Юдин (США)
Михаил Блэкман (Канада)
Владимир Савич (Канада)
Октавиан Мохори (Организация Объединённых Наций)


И особенную благодарность
я хотел бы выразить молодёжному коллективу
сетевой почтовой службы mail.ru ,
в сложных условиях жесточайшего полицейского террора
российских «правоохранительных» органов
не утратившему присутствия духа
и не поступившемуся принципами чести,
проявившему благородство, смекалку, находчивость,
изобретательность, мужество и решимость
и всё-таки сумевшему дважды спасти меня от неминуемого ареста.









Преамбула

Да, я террорист. Я враг России. И горжусь этим!
Поскольку, как выяснилось в процессе всей излагаемой в этой книге приключившейся со мной катавасии, публичное Слово честного независимого журналиста оказалось для российских баев и бар страшнее бомбы. Ведь не случайно по прямому указанию упомянутого российского байства-барства, вся судебная система, вся полиция, весь следственный комитет России, забросив поимку жуликов (что, всех уже поймали?, заняться стало нечем?, страдают бессонницей в рабочее время?, никак не могут уснуть за столами/5/), со всей дури гонялись и гоняются лишь за мной, пытаясь выловить по всей России, по всему ближнему и дальнему зарубежью. Ни за каким Бен Ладеном так не гоняются. Бен Ладен отдыхает – я террорист намного круче его.
Так что да, я террорист !
Да, я враг России!!
И ГОРЖУСЬ ЭТИМ!!!

А теперь к делу.
Вот я и политический эмигрант. Другое начало не придумалось. Это воплощает фактуру ситуации наиболее полно. Именно в такой формулировке – вот я и политический эмигрант.
Вот я, со всей дури промчавшись сквозь окраины, почти окраины, уже почти не окраины, уже совсем не окраины и уже почти центр одной из самых древних и красивых европейских столиц, стою в огромной шубе и меховой шапке на самой-самой центральной её улице. И лишь теперь, с некоторой растерянностью оглядев непривычно чистые, стилизованные под старину тротуары, здания древней тысячелетней архитектуры, ещё более непривычно аккуратных, спокойных и вежливых ментов, так не похожих на расхристанную, вечно пьяную шелупонь в российской полицейской форме, и неспешно, словно павы, плывущих по тротуарам необыкновенно прекрасных, изысканных, ухоженных девочек, так не похожих на грязножопых мандавошных российских шалашовок, физически ощущая, как меня потихоньку оставляет многонедельный накал безумного волчьего гона, вдруг с отчётливой ясностью понял – получилось!
Как выражаются американцы, I DID IT!!! Я СДЕЛАЛ ЭТО!!!
Я ПРОРВАЛСЯ!!!
Прорвался сквозь заносы, сугробы, метели, гололёды и дожди, сквозь ебидэдэшные кэпээмы, мусорские патрули, омоновские зачистки, облавы и блок-посты, сквозь переполненные разномастной мусорнёй деревни, посёлки, города и сквозь государственные границы. И вот он я, стою здесь посреди Европы – настоящий живой политический эмигрант. Что, полагаю, намного лучше, чем если бы я стоял здесь настоящим мёртвым политическим эмигрантом. Шансов каковым стать у меня, когда я глубокой ночью прыгнул за руль и, вспарывая капотом сугробы, начал выдираться к трассе, было горааааздо больше.
Впрочем, всё по порядку.

29 октября мне начали стучаться в дверь – для начала тихо и культурно. Что меня совершенно не ввело в заблуждение и не расслабило – стучаться вечером, да ещё без предварительной договорённости, мог только враг, так не раз бывало в моей более чем тридцатилетней журналистской биографии – стучались в дверь всегда не с добрыми намерениями. Мало ли врагов у независимого оппозиционного журналиста в нынешней ублюдочной феодальной Башкирии. Каковое моё логическое умозаключение очень быстро подтвердилось усилившимся стуком, вскоре трансформировавшимся в злобный долбёж уже не только в дверь, но и во все окна одновременно, а окон, чтоб вы знали, у меня в доме ровно восемь. Восемь окон и дверь – ого, не менее, чем вдевятером прихромали, психические инвалиды, подумал я. Похоже, на сей раз дело дрянь. Похоже, на сей раз за меня взялись всерьёз. Это кто же мог сделать такой крутой заказ, уж не этот ли умственно неполноценный лысый-ушастый-очкастый и, главное, пышноусый (все усатые суть придурки, 48 лет живу на свете и ни разу не наблюдал такого феноменального явления, чтобы усатый оказался не придурком) Рустэм Хамитов, невесть откуда, что твой чёртик из табакерки, вдруг взявшийся на посту президента Башкирии, а до того всю жизнь проработавший рядовым клерком то там, то сям, которого я вздрючил не в одной своей статье? Хм, скорее всего он, ведь второго такого дурака в Башкирии нет. И эхом в ответ на мои мысли в дверь начали бить молотом. Опа, ломают!
Я быстро отзвонился по нескольким телефонным номерам, запалил сигарету и, пуская дым колечками, встал перед дверью, как дон Румата, ожидая, когда дверь слетит с петель.
Дальше было скучно – ворвались девять косоглазых рыл татарской национальности, в формах и без оных, во главе со старшим лейтенантом следственного комитета России (который сейчас выполняет функции бериевского ГПУ, чтобы вы знали) в клоунских штиблетах с загнутыми носками, с кукольно пухлыми губками и щёчками завзятого хуесоса и толстеньким, явно от совершенно неописуемой массы орально и анально принятой спермы, животиком, Шункаровым (имя-отчество он назвать отказался – зассал, чмо татарское! – я позже выяснил лишь инициалы А. Ф.), в составе майора полиции Рустама Варисовича Фаизова, капитана полиции Роберта Ринатовича Мансурова, и прочих, отказавшихся представиться вообще (тоже зассали, козлы татарские, ха), сунули мне в нос дерьмовую шнягу с российским государственным гербом и важной надписью «Именем Российской Федерации», именем Российской Федерации слегка попихали меня плечами, локтями и коленями, косноязычно изложили, что в отношении меня вонючим татарским судьёй Насыровым возбУждено (именно так – с ударением на букве «у») уголовное дело за мои статьи, содержащие, мол, разжигание розни супротив них самих – супротив татар, перерыли и разграбили весь дом, после чего умотали, забрав всё мало-мальски ценное и взамен оставив на диване повестку с вызовом на допрос на следующее утро, завершающуюся вполне соответственно: если чё, мол, будете подвергнуты прИводу – с ударением на букве «и».
И тут звонок с одного из номеров, по которому я успел отзвониться. Ага, Сашка Багирова, моя лучшая ученица в журналистике, девочка-торпеда, как её прозвал сам зам. пред. Союза журналистов России Виталий Алексеевич Челышев, и, по совместительству, миллионерша от рождения, прямая дочка, внучка, правнучка и праправнучка etc. могучих обкомовских партбонз, плавно переквалифицировавшихся в бизнесменов (а вы всё спрашиваете, куды подевались партийные деньги, ха), которой, с её-то связями, пробить по своим каналам, что это за херня такая, было раз плюнуть – ну-ка, ну-ка, какие новости, Александра?
– Беги! – лаконично преподнесла мне главную новость Сашка.
– Ээээээээ… – начал я.
– Беги, я сказала, ёбаное Твоё Высочество/1/!!!, – заорала Сашка. – Тебя заказали высшие чины государственной думы ПаРашки и президент Башкирии Хамитов, приказали посадить любой ценой, не помогут никакие адвокаты и правозащитники, с завтрашнего дня ты домой не вернёшься в ближайшие несколько лет, поди потом доказывай из тюрьмы и с зоны, судебную статистику знаешь?, даже без заказов президентов и депутатов российские суды оправдывают ровно одного человека из ровно тысячи человек, подсчитай процент, на фига тебе эта русская рулетка?!!! – и Сашка сердито отключилась… весьма своевременно, потому что мобила тут же затрезвонила снова. На сей раз звонил один из самых надёжных сподвижников из дальнего зарубежья, имеющий выходы на базы данных фискальных органов всех стран мира, из которого Россия, не говоря уж у Башкирии, пока (временно!) не исключены.
– Одно слово, где? – чуть менее лаконично, но зато более сердито вопросил надёжный сподвижник.
– Эээээээээээ… – не балуя собеседников разнообразием, вновь затянул я.
– Идиот!!! – тоже без всякого разнообразия заорал тот. – Быстро прыгай в самолёт и мотай оттуда!!!
«Откуда у меня самолёт, на хрен?» – растерянно подумал я, лихорадочно закидывая в машину всё, что попадалось под руку. – «Аааа, это, наверное, у них там жаргонное выражение, местный слэнг, означающий «очень быстро».
Следующая мысль – а если поставили возле дома мусорской наблюдательный пост? И тут же пришло ясное понимание примитивного, приматского мышления местной татарской мусорни – двор занесён двухдневной метелью, до дороги метров тридцать, так что местная татарская мусорня уверена, что я так просто не выеду, зачну махать лопатой, а на то, чтобы прорыть дорогу, нужно минимум два часа, а соседская вонючая татарва полностью в русле своего блядского национального менталитета балуется стукачеством с самых младых ногтей – вот и стукнут «куды следует», как только я появлюсь во дворе с лопатой. За два-то часа даже нынешняя толстожопая татарская мусорня успеет жопы от тёплых кресел отлепить и за мной подъехать. Значит, не будет лопаты. Надо прорываться прямо так.
И вот в три часа ночи я врубаю принудительную третью пониженную передачу и, полностью в русле рекомендаций Юрия Визбора, нажимаю полный газ. Натужный рёв двигателя, снежные гейзеры, взметнувшиеся над капотом, прыгающий по сугробам свет фар и… наконец-то дорога. Уф!
Сигарета. Прикуриватель. Сизый дым пополз в приоткрытое окно, и я погрузился в размышления. Анализировать произошедшее не было ни времени, ни смысла, задача передо мной стояла простая и незатейливая, как шлагбаум – уйти от возможной погони. Так что дума у меня была тоже простая, незатейливая и единственная – как?
Ну, что тут скажешь? Тридцать с лишком лет поездок по журналистским делам давно сослужили мне добрую службу: я знал все города, посёлки, деревни и хутора, а также все трассы, дороги, дорожки, просёлки и тропинки в радиусе трёхсот километров от Уфы. На одну из каковых не известных широким народным массам дорожек и свернул в пятидесяти с лишком километров от Уфы, беря курс вправо – на федеральную московскую трассу М7. Проблема была в том, что местная татарва тоже эту дорожку знает, но расчет у меня был прежний – на сей дорожке есть семь километров неухоженного участка, который никто никогда не чистит, в такую погоду участок наверняка занесён, посадка у моей машины низкая, глухой метельной ночью помощи попросить не у кого – значит, мусорские приматы будут уверены, что я там не проеду, а значит, туда не поеду. Значит, надо туда поехать и надо там проехать. Любой ценой!
Опыт и навыки продирания сквозь заносы у меня тридцатилетние – рискнём!
И снова принудительная третья пониженная передача, натужный рёв двигателя, снежные гейзеры, взлетающие над капотом, прыгающий по сугробам свет фар… сигарету выбросить, не торопиться, спокойно, спокойно, потихоньку, «в натяг», чувствовать ногой крохотный диапазон струнной упружистости педали газа, не дать «струне» сорваться, но и не ослабить нажим, ну, давай, милая, не подведи! и вот – очередное препятствие осталось позади. Дальше верхотура и асфальт, снег пролетает по полотну без задержки – эххх, залллётные, разззудись!
Ещё семьдесят километров максимальной скорости по изгибистой дороге, на которой сроду не водилось ЕБИДД, и – посёлок Кушнаренково. Трасса М7.
По которой я не проехал и полукилометра, тут же свернув в обратную сторону на очередную местную дорожку, под косым углом уходящую от той, по которой я только что приехал, в сторону опять же М7, но через не изведанные уже упомянутыми широкими народными массами места – в посёлок Чекмагуш. Откуда я знал сразу две тайные тропы (там тоже, наверное, заносы – ничё, прорвёмся) в посёлок Верхнее Яркеево, возлежащий прямо на М7 – окончательную цель данного участка пути, перед каковым посёлком, вылетев на сию федеральную трассу в двадцати от него километрах, я тем не менее сворачивать на трассу не стал, а на полной скорости пересёк её под прямым углом и выскочил на Яркеево по просёлку через две деревеньки, названия которых не запомнил, увы.
На этом мои выкрутасы умерли естественной смертью – все местные дорожки, которые я знал наперечет, уводили в никуда. В сугробы и чащобы, медвежью глухомань, в тупики, куда мне, как Владимиру Семёновичу Высоцкому, было не надо. Теперь оставалось лишь одно – со всей дури переть по федеральной трассе М7. Молиться и давить на педаль.
Меж тем рассвело и распогодилось, сухая метель превратилась сначала в мокрый снегопад, затем в косой дождь, начался и кончился гололёд, трасса стала шире и суше и всё чаще раздваивалась, давая возможность без напряжения и риска совершать обгоны, а впереди на горизонте изогнутым ятаганным клинком чистейшей дамасской стали уже сияла полоса чистого, ослепительно синего неба… я словно выдирался из проклятых Богом тёмных, оледенелых, удушливых, чёрных сатанинских земель к жизни и свету
Бог не оставляет идущего.
Эххх, залллётные!!! Разззудись!!!
И тут на сотовый пошёл звонок теперь уже бывшего старшего товарища, бывшего председателя редколлегии моего международного художественно-публицистического журнала «Современная литература мира», бывшего начальника дорожной полиции Республики Башкирия подполковника полиции в отставке Наиля Шарифьяновича Шаяхметова. Ба, неужто наше маленькое недоразумение разрешилось? Неужто я испугался собственной тени? Я радостно схватился за телефон и… радость моя сильно поуменьшилась, поскольку я тут же вспомнил звонки верного сподвижника из дальнего зарубежья перед самым моим отъездом. Ведь в один голос заявили, что это никакое не недоразумение, и никакая не паранойя. И если верного сподвижника я знал ещё не очень хорошо и мог усомниться в его словах (что, тем не менее, было бы верхом легкомыслия), то с Сашкой Багировой дело обстоит просто, как три рубля: АЛЕКСАНДРА БАГИРОВА, ВЕЛИКАЯ И УЖАСНАЯ, НЕ ОШИБАЕТСЯ!
НИКОГДА!!!
И ТОЧКА!
Однако я постарался сохранить в голосе радость, когда крикнул в трубку:
– Алё!
– Возвращайся, – весело посоветовал бывший друг, – будем решать проблему.
Фальшивую радость из моего голоса как ветром сдуло. Вот так. Недоразумение продолжается. Я вовсе не собственной тени испугался. Всё по-серьёзке.
– Аргументы, – холодно и по-военному лаконично, раз уж разговариваю с подполковником, потребовал я.
– Да чего тебе из-за ерунды всё бросать и ехать в неизвестность? Статья у тебя не страшная. Получишь год условно.
– ЧТОООООО?!!!
– Полгода условно, – покладисто снизил планку бывший друг.
Татарин, блллядь! Мусор, бллллядь! Мусора бывшими не бывают. Татары не бывают бывшими тоже. Татарин всегда остаётся татарином. Мусор всегда остаётся мусором. И, вне всяких сомнений, татарская мусорская пидарасня вышла на контакт с моим бывшим старшим другом, татарским мусором Наилем Шарифьяновичем Шаяхметовым, с тем, чтобы начать торг. При этом, разумеется, по причине национальной и профессиональной умственной отсталости не бросив передо мной на прилавок жизни абсолютно ничего занимательного, абсолютно ничего такого, что могло бы меня заинтересовать/2/. Они это, что, серьёзно? Я, что, должен в это фуфло поверить? Бесплатно? Бесплатно поверить в то, что, выманив меня обратно, предлагая год-полгода условно, они выполнят условия сей дерьмовой сделки? После чего, дураку ясно, вонючий татарский судья Насыров впаяет мне по максимуму, а татарская мусорская пидарасня во главе с моим бывшим старшим другом, татарским мусором Наилем Шарифьяновичем Шаяхметовым невинно разведёт руками и выскажется в том аспекте, что, мол, они не виноваты, они старались выполнить условия сделки из усех сил, но приговоры выносят не они, это усё вонючий татарский судья Насыров так решил, а они-де, татарская мусорская пидарасня во главе с моим бывшим старшим другом, татарским мусором Наилем Шарифьяновичем Шаяхметовым, мол, тута и здеся совершенно ни при чём? А, может, и не будут невинно разводить руками, может, наоборот, будут злорадно гоготать, горлопанить и насмехаться – что, мол, повёлся на разводку, лох башкирский, Твоё Высочество князь Расуль Ягудин, ха-ха-ха?! А может, и выполнят условия сделки – устроят мне полгода условно, по поводу какового глубоко фантастического варианта я, сделав морду чайником, изложил моему бывшему старшим другу, татарскому мусору Наилю Шарифьяновичу Шаяхметову следующее:
– Базары фильтруйте, любезный. Ни условно, ни безусловно ни год, ни полгода, ни полдня я не собираюсь сидеть за то, чего я не совершал.
В трубке наступила злобная пауза. После чего мусор забазарил вновь:
– А иначе поймают тебя, в пределах трёх месяцев непременно поймают, и тогда получишь на всю катушку и по этой статье, и за уклонение от следственных мероприятий…
О, Господи, ничего умнее не придумал. Стандартнейшая, банальнейшая, многократно осмеянная обожаемым мной гениальным русским фольклором мусорская разводка, на которую не повёлся бы и младенец, учитывая, что российская мусорня уже очень давно и очень прочно вышла из доверия всех без исключения младенцев, не говоря уж обо всех без исключения взрослых, не говоря уж персонально обо мне.
– Вот что, любезный, – прервал я трели соловья-отстойника, – я потомственный дворянин, состою по праву рождения в княжеском достоинстве, так что не затруднитесь обращаться ко мне соответственно моему титулу: «Ваше Высочество».
Очередная пауза была гораздо длиннее предыдущей. Ну, всё-нет, мусор? У меня куча дел.
– Ну чего ты упрямишься? Ты ведь в своих статьях «Орда» и «Записки басурманина, действительно разжигал межнациональную рознь, так что всё по закону…
ПО ЗАКОНУ ХРИСТА РАСПЯЛИ, любезный!!! – с невесть откуда взявшимся в моём обычно сиплом голосе набатным звоном отрезал я. – И ДЖОРДАНО БРУНО ПО ЗАКОНУ СОЖГЛИ!!! Так что не тычьте мне в нос своими блядскими мусорскими законами, любезный. И передайте своим мусорским подружкам, пущай ловят. За три месяца я пешком дошлёпаю до Австралии по воде, аки посуху, аки Христос. Что-нибудь ещё, любезный? Нет? Прошу меня больше не беспокоить , – и уже отключившись, словно сплюнув, добавил: – любезный.

Три месяца, значит? К моменту, когда я пишу эти строки, ровно половина данного срока уже прошла, и я уже давно за границей.
А в момент сразу после вышеприведённого диалога – вот передо мной Казань, а это, чтобы Вы знали, от Башкирии довольно далеко. Но расслабляться нельзя, учитывая, что на мобилу обрушился шквал эсэмэсок службы судебных приставов/3/ как раз через несколько часов после назначенного мне часа допроса – что, обвинительный приговор блядского татарского суда уже вынесен? За разжигание розни супротив них самих – супротив татар? Требуют явиться для отбытия срока заключения? С непременным «будете подвергнуты прИводу» с ударением на букве «и»? Ну-ну, пидорня татарская, ищите дурака – в зеркале. И я забил мобилу эсэмесками так, чтобы появилось извещение «нет места для новых сообщений». Ну, вот и ладушки – больше никакие грязножопые татарские судебные приставы никогда в жизни не пришлют мне ни одну СМС.
Тем не менее, своё неуёмное журналистское любопытство я решил удовлетворить. И начал вызывать перед мысленным взором соответствующую страницу уголовного кодекса. Тут, пожалуй, не помешает некоторое отступление – дело в том, что я, ещё будучи пацаном, затеял развивать зрительную память по системе йогов, о которой вычитал вовсе не в «Хатха-йоге» или, скажем, «Бхагават-гите», а сборнике детских рассказов Николая, кажется, Внукова, а точнее – в его рассказе «Самый лучший метод». Делается это так (очень рекомендую, кстати): на серебряное блюдо бросают игральную кость, боб и драгоценный камень (так в подлиннике, но, как вы понимаете, при ограниченных финансовых возможностях серебряное блюдо и драгоценный камень допускается заменить менее дорогостоящими эквивалентами) и смотрят на всё это хозяйство ровно одну минуту, стараясь запомнить КАРТИНКУ всеобъемлюще. После чего накрывают сей натюрморт шёлковым платком (тоже можно не обязательно шёлковым, а, скажем, ситцевым или даже газеткой) и стараются вызвать его в памяти. Если не получилось, снимают платок и смотрят на всю икебану ещё минуту. Если получилось, всё перемешивают, бросают на блюдо четвёртый предмет и – всё по новой. Затем добавляют ещё предмет, затем ещё и ещё… Я дошёл почти до, как сейчас выражаются апологеты компьютерных игр, десятого уровня – сиречь уровня тридцати предметов. После чего забросил сие занятие, сам себе удивляясь – мол, взбрело же в голову заниматься эдакой ерундой… совершенно, как выражался вождь всемирного пролетариата, напрасно. Поскольку и посейчас, через тридцать четыре с лишком, получается, года, система служит мне верой и правдой мама не горюй – и экзамены я сдавал, вызывая в памяти картинку нужной страницы учебника со всеми её сгибами, надрывами, пятнами и помарками, и мельком замеченные номера затем вдруг понадобившихся мне автомобилей, и номера телефонов, хоть раз попавшиеся мне на глаза, если возникала такая необходимость, являлись мне, как на ладони, и… всего не перечислишь. Так случилось и на этот раз. Небольшое усилие – и вот она передо мной, соответствующая страница УК РФ: здесь когда-то перегнутая (остался сгиб), здесь подчёркнутая, здесь я пиво пролил, а здесь я кильку клал, это не считается/4/… ага, вот и нужная мне статья 282. «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства»… ля-ля-ля… бля-бля-бля… гм… от ни хрена себе, да мне наверняка втюхали пункт Б части 2 – «с использованием своего служебного положения»! Поскольку, когда статьи, упомянутые в судебном постановлении о возбуждении в отношении меня уголовного дела, «Орда» и «Записки басурманина» опубликовали дружественные издания, я поставил их републикации с соответствующими ссылками в своём журнале «Современная литература мира». А я в этом всемирно известном журнале, чтоб вы знали, главный редактор – вот и получается по блядскому ходу мыслей блядской татарской мусорни-пидарасни использование служебного положения.
ДО ПЯТИ ЛЕТ!!!
Которые, если приговор и вправду уже вынесен, мне, вне всяких сомнений, оформили как из пушки – а чего?, им-то что?, грязножопый татарский пидор-судья Насыров в деревенском райсуде молоточком по столу шлёпнул, и всё – оттаскивай. Поди, действительно, потом доказывай из тюрьмы и с зоны, тут Сашка права на сто кругов. Как помните, она привела статистику – из ровно тысячи подсудимых оправдательные приговоры выносятся в отношении ровно одного, это сколько же получается – 0.001 процент? С арифметикой я не особо в ладах, но чтобы высчитать сей процент, совсем не обязательно иметь пятёрку по арифметике. К каковой статистике следует приплюсовать статистику, которую я знаю и сам, без Сашки – вышестоящие суды не отменяют обвинительные приговоры НИКОГДА!!! Даже 0.001 процент.
Что ж, я мысленно с треском захлопнул Уголовный кодекс Российской Федерации и, от греха подальше купив в Казани новую симку, отвернул от Казани в сторону – где в ста с лишком километрах меня уже ждали надёжные люди, чтобы помочь «вписаться»/2/ на пару дней. Залечь. Затаиться. Переждать. Сбить накал, задор и азарт ублюдочной татарской приставско-мусорской погони. Отдохнуть.
Праздничные, снежные, сияющие, звёздные, в брызгах шампанского – эдакие… новогодние двое суток отдыха с друзьями, пьянок, саун, отзывчивых девочек, жратвы от пуза (не хватало нам ещё, как загулявшим купчишкам, на тройках с бубенцами поноситься туда-сюда) – и, привычно глухой ночью, свеженький, как огурчик, довольный, счастливый, пьяный, сытый и сексуально всецело удовлетворённый, на прощание обнявшись с друзьями и хлопнув под огурчик на посошок, я снова сажусь за руль, предварительно указательным пальцем начертав на запорошённом снегом заднем стекле «На Москву». Паааехали! Отступать некуда – впереди Москва.

Москва меня серьёзно беспокоила. Не из-за расстояния – восемьсот оставшихся до неё километров по сухому асфальту в почти летнюю погоду, каковой уже давно не наблюдалось в проклятой Богом Башкирии, я одолел без проблем. Проблема, самая главная на тот момент проблема, встала передо мной, словно гора, уже когда я в Москву приехал – как здесь вписаться, не спалив паспорт? Москвичи, вообще-то, замечательные люди, среди которых у меня море друзей и знакомых, но у них у всех без исключения есть своеобразный бзик, сохранившийся со времён СССР – они терпеть не могут принимать у себя приезжих провинциалов, так что пытаться вписаться у кого-либо из них номер абсолютно дохлый. И тут, каюсь, взбрела мне было в голову бредовая идея вписаться у кэлээфовцев/6/… к счастью сия дикая мысля, прямо по Эдуарлу Лимонову, не успев созреть, гнилым плодом свалилась с древа моего воображения. КЛФ – придёт же в голову такое! Вот уж кто с превеликой охотой сдаст меня мусорне/8/, которой всё кэлээфовцы страстно и любовно стучат друг на друга, не говоря уж о посторонних, с самого дня основания КЛФ. Додумался, князь Расуль Ягудин – КЛФ. От усталости, что ли? Или предыдущий баллон пива мне мозги настолько замутил? Нееет, судари мои, пить надо поменьше, а лучше вообще не пить, сейчас вот этот вот двухлитровый баллон допью – и брошу/7/
И всё-таки – как же мне вписаться? Следующая мысль, пришедшая мне в голову, была о бабках, что в советские времена ловили нас на Казанском вокзале и предлагали недорогие комнатки в своих квартирах. И поехал я сдуру к трём вокзалам, совсем забыв, что сейчас не советские времена.
Дурацкие приключения начались сразу же, как только я туда подъехал – мигом подскочил пронырливый парнишка с блудливой татарской харей и зачал руководить мной по поводу парковки: сюда, туда, левее, правее, чуть назад, нет-нет, это много, чуть вперёд, ещё левее, ещё правее… глуши. И, подлезши к окошку, преспокойно сказал:
– Двести рублей.
Я взглянул на побирушку как на придурка и, небрежно сунув ему две сотки, холодно спросил.
– Где тут бабки, что квартиры сдают?
Татарский придурок тут же заплясал на месте в сладком предвкушении разводки меня за лоха.
– Знаю одну. Сдаёт. Совсем недорого…
– К делу, любезный, – по примеру потомственного британского дворянина капитана Смоллета прервал я его словесный понос. – Что за бабка? У шелупони жить не буду. Обрисуйте её моральный облик, любезный.
Татарский придурок аж глаза закатил, выражая полное восхищение моральным обликом бабки.
– Приличная бабка. Интеллигенция. Чиста культурная. Да вот её внук, – он, ухватив за рукав явно первого попавшегося из своих подельников, подтащил его ко мне, и продолжил разливаться соловьём на предмет высочайших моральных устоев предлагаемой к употреблению бабки.
Я краем уха слушал его ахинею, краем глаза присматривал за мусором, вдруг нарисовавшимся слева и, поигрывая дубинкой, похабно уставившимся оловянными глазами на меня (и это при том, что на моей машине чистым русским языком изложено «ПРЕССА» – во мусора как оборзели, козлы позорные!), и внимательно рассматривал «внука». Чёрная курточка, чёрные джинсики, чёрная шапочка надвинута на глаза, блудливо бегающие в раскосых татарских глазницах, ломаный нос, подлое выражение хари… словом, в общем и целом, ну и рожа!
И, не дослушав словоизлияние вышеупомянутого татарского придурка, я сел в машину.
– Эй-эй-эй, – задёргался вокруг меня горлопан, – сотку давай, я зря, что ли…
Был сильнейший соблазн выйти и начистить чавки сразу всей косоглазой толпе, немедленно окружившей мою машину. Но у меня хватало других проблем после пятнадцати часов на трассе и двух часов на московских улицах. Так что я ограничился тем, что расталкивая машиной вышеупомянутую толпу орущих и колотящих в стёкла татарских гавнюков, уехал восвояси.
Похоже, без помощи московских друзей, хотя бы организационной, мне не обойтись. И я взялся за телефон.
– Чёрт, Расуль, ты куда запропастился? – завопил один из самых крупных журналистов России и один из самых надёжных в нашей журналистской братии людей. – Мы подобрали тебе подходящее место, сейчас передам трубку жене.
И вот журчит в моём ухе юный женский голос (голос женщины остаётся юным до любого возраста – тут я полностью согласен с Ильфом и Петровым).
– Где стоишь? Возле Союза журналистов России? Тебе нужно выехать на противоположную сторону Садового кольца, давай вперёд, там под мостом есть место для разворота. Развернулся? Езжай вперёд. Тоннель. Мост. Опять тоннель. Опять мост. Дальше будет большой мост Крымской набережной, занимай правый ряд, сразу после моста вправо в проулок и там сразу по главной влево на Таганскую площадь, там, на кольце бери вправо… перекрёсток насквозь, ещё перекрёсток насквозь, следующий перекрёсток налево, а там на перекрёстке опять налево. Теперь вперёд: мост, ещё мост, держись правой полосы, светофор, ещё светофор, еще светофор, ещё светофор, ищи указатель на Люберецкую улицу, нашёл? – на светофоре направо к улице Текстильщиков, по правую руку будет рыночек, впереди светофор со стрелкой влево – тебе туда. Свернул? Смотри наверх влево – написано «Гостиница Москвич». Это и есть твоё жильё.
Я слегка озадачился:
– Но ведь гостиницы сливают информацию ментам.
В трубке послышался смешок:
– Эта гостиница принадлежит Азербайджану. Ничего они российским ментам не сливают, и российские менты туда ни ногой – никто не жаждет затесаться в международный скандал. Удачи!

Я небрежно сбросил возле койки сумку, бережно поставил в угол гитару, спиной вспрыгнул на кровать, ногами стянул с ног ботинки и призадумался. В очень уж неудачное время я оказался в Москве. Я заехал-то сюда лишь с одной-единственной целью – перетереть всё со мной произошедшее, всё со мной происходящее и всё мной планируемое с Союзом журналистом России, Центром экстремальной журналистики и Фондом защиты гласности. Проблема заключалась в том, что я весьма «удачно» подгадал приезд под вечер в пятницу, а это, простите, Москва! Столица! Город абсолютно европейско-американского менталитета. И здесь абсолютно все, кто может себе это позволить (а я приехал именно к таким), проводят уикэнд по-европейски-американски – на дачах, в походах и в турпоездках… Следовательно, передо мной два абсолютно пустых выходных дня, в течение которых мне никого из нужных мне людей не найти. Так что же мне – сидеть тут в гостиничном номере и киснуть? Двое с половиной суток? Нет уж, в кои-то веки я наконец-то и, возможно, в последний раз в жизни вырвался в мой самый любимый город, на котором отмотал три весёлых года в аспирантуре, и буду сидеть сиднем, шарахаясь от собственной тени и боясь нос на улицу высунуть? В то время, как у меня в моей любимой Москве море друзей попроще, которые никогда никуда на выходные не уезжают, а только и ждут, чтобы в их спокойную и скучную рутинную жизнь, словно вечный гусар на лихом скакуне, вновь бомбой ворвался пропахший семью ветрами семи дорог долгожданный и обожаемый князь Расуль Ягудин? Дудки! Любимый город не может спать спокойно, пока я здесь! А москвичи… они ведь только селить у себя приезжих не любят, а по части пышной встречи, неба в алмазах и ананасов в шампанском им нет равных.
На первый взгляд моё решение может показаться шапкозакидательским, но сие «шапкозакидательство» строилось на железном расчёте: я ведь на зря отмотал три года в московской аспирантуре, знаю и Москву, и москвичей получше многих самих москвичей – сколько я с ними в очередь из одного горлышка водки попил, сколько я с ними в очередь девочек потрахал, причём, в том, и в другом случае меня как дорогого гостя всегда пропускали вне очереди. Так что мне хорошо известны москвичи, в том числе самый главный, самый основополагающий и самый базовый принцип московского менталитета – никогда ничего ни для кого не делать так просто. Только за ответную услугу или за наличный расчёт. Для друга ещё могут много чего сделать задаром, но тоже – лишь до определённого предела. И московские менты не исключение – если даже уже пришла из какой-то засранной Башкирии, на которую московским ментам дополнительно глубоко насрать, на меня ориентировка, её, вне всяких сомнений, презрительно зашвырнули в груду таких же из самых разных других засранных регионов. Однозначно никто не станет для-ради грязножопой татарской мусорни забесплатно бегать по продрогшим улицам пятнадцатимиллионной (не считая приезжих!) московской агломерации, высматривая персонально мою Пежо и персонально мою морду. Мне следовало, конечно, сделать поправку на дурака – так я её сделал. Вероятностный процент того, что подобный лох в среде в целом весьма ушлой и хваткой в деле собственного интереса московской мусорни вдруг противоестественным образом найдётся, оказался настолько мизерным, что его можно было без всякой опаски похерить, что я и сделал тоже.
И вот опять: праздничные, снежные (почти), сияющие, звёздные, в брызгах шампанского – эдакие… новогодние двое с половиной суток отдыха с друзьями, пьянок, саун, отзывчивых девочек (ах, эти московские девочки – совершенно особенное явление природы!), жратвы от пуза (не хватало нам опять же, как загулявшим купчишкам, на тройках с бубенцами поноситься туда-сюда), и ранним утром в понедельник, свеженький, как огурчик, довольный, счастливый, пьяный, сытый и сексуально всецело удовлетворённый, на прощание обнявшись с друзьями и хлопнув под грибочек на посошок, я снова сажусь за руль.
Первым делом в Союз журналистов России, с которым в одном здании располагается и Фонд защиты гласности, а там и Центр экстремальной журналистики поблизости – в соседнем подъезде.
Увы. Разговоры ни к чему не привели. Едва взглянув в растерянные, затравленные, эдакие… собачьи глаза моих дорогих коллег, я понял – всё! Надо хилять за границу. Тут ловить нечего. В России журналистика убита в хлам… как писала Сашка Багирова в своей изумительной статье «Фемида раком»: «Не называть же, на хрен, журналистикой пресс-конференции башкирских баев и их нукеров-ментов, на которых практиканточки из бюджетных республиканских газет и журналов, высунув от усердия розовые язычки, торопливо записывают в блокнотики совершенно неописуемое байское враньё о «стабильном регионе», «всенародной любви» и «весомой международной репутации», конец цитаты, и все три посещённые мной общественные организации, призванные стоять на страже гласности и свободы слова, ничего в данном факте изменить не могут. Вон главного редактора подмосковной газеты в куски изрубили топором, по поводу чего сам председатель Союза журналистов России Богданов сделал открытое заявление президенту ПаРашки Медведеву, и что? Мусора даже уголовное дело не возбудили. А вы как думали? Это Россия. МЕНТЛЯНДИЯ, как её нарёк уже упомянутый мною и по-прежнему обожаемый мною гениальный русский фольклор. Страна вакханалии победившего и перманентно торжествующего свою победу мусорского быдла. Впустую все громкие заявления, требования и общественные акции – журналистов убивают по всей стране, а мусорня по этим убийствам НИКОГДА не возбуждает уголовные дела. Это в отношении журналистов они как из пушки возбуждают уголовные дела с превеликой охотой за какие-нибудь разжигания социальной розни супротив них самих – мусоров. При этом начисто забыв, что статья 130 УК РФ суть статья ПИДОРСКАЯ. В прямом смысле – она была внесена в уголовный кодекс по настоянию российского сообщества лесбиянок и гомосексуалистов (к которым я отношусь, кстати, с искренним уважением за то, что они, единственные после 1917-го года, в 60-х успешно били морды мусорам, причём, по всему миру, именно так отстояв своё право на человеческое достоинство), и предназначалась специально для их защиты. Так что народ, прозвав мусоров пидорами, попал в самую точку.
Тем не менее, грустный факт остаётся грустным фактом, российская мусорня своего добилась – мои собратья по перу донельзя забиты и запуганы, и ничего у меня с ними не получится. Чем они могут мне, на хрен, помочь? Ничем. Скорее уж я им смогу помочь, если они, не дай Бог, окажутся в моей ситуации. И, если понадобится, помогу непременно, раз уж, Божией волей, оказался последним из могикан свободной журналистики России. Последним, кто не сложил оружие и не сдался, единственным, кто нашёл в себе силы и мужество бросить всё, что имел: дом, имущество, привычную, спокойную, сытую жизнь – и рвануть в никуда в яростной битве за дарованное мне Богом право нести людям Слово, право писать и говорить правду, которое никто не смеет у меня отбирать. Эххх, коллеги!
Снова трасса. Сигарета. Прикуриватель. Сизый дым пополз в приоткрытое окно, и я вновь погрузился в размышления. Размышления были не о дороге – маршрут мы с Сашкой и верным сподвижником из дальнего зарубежья определили уже давно. Я держал курс на Киев, где уже другой верный сподвижник приготовился меня встретить и спрятать. Меня, конечно, беспокоило, как пройдёт процесс пересечения российско-украинской границы, но это была проблема пока отдалённая, а я за время погони как-то незаметно для себя приловчился не загружать себе мозг будущими проблемами, а решать их по мере поступления, полностью в русле древней китайской мудрости: «Переходя бурную реку, следует выкладывать мост камень за камнем». До границы впереди километров шестьсот, ещё будет время поломать себе голову.
Сейчас же явочным порядком поступил на рассмотрение гораздо более неотложный вопрос – психотерапевтический.
Пришло время серьёзно подумать, как сохранить спокойствие и зависящую от него способность здраво мыслить и адекватно действовать, не впустить в сердце парализующую «льдистую кислоту страха» (братья Вайнеры). Пока шла непосредственная погоня, пока мне дышали в затылок, пока все мои мысли были заняты тем, как оторваться от хвоста, мне было некогда бояться и унывать, всё решали за меня азарт и адреналин, совсем по Джеймсу Кервуду: «Все дело в адреналине, а вы его вырабатываете, как атомную энергию!»
И вот – я оторвался от хвоста. Пидорская татарская мусорня потеряла мой след. Поди теперь догадайся, в какую сторону из Москвы я держу свой путь. Конечно, меня продолжают яростно искать, конечно, объявят в федеральный розыск, это однозначно, всё-таки я, как выяснилось, последний независимый журналист России, последний, кто по-прежнему полон решимости рассказывать людям правду о блядской государственной системе России, плюс меня очень сильно заказали очень крутые выблядки, плюс и у самих мусоров-прокуроров-судей я давно уже словно кость в горле, бельмо в глазу и заноза в жопе, так что к делу примешивается ещё и их личный интерес, но всё это проблемы, которые временно можно с полной уверенностью считать проблемами достаточно отдалённого будущего. Пусть сначала догонят, козлы загноенные, а там будем думать. Тем более, теперь есть реальная надежда на то, что меня не догонят вообще – по ориентировкам, как я уже упоминал, меня ни один нормальный мусор не будет, отмораживая себе сопли, высматривать на дороге вообще, а громада федерального розыска просто фактом своей громадности представляет из себя малоэффективную систему – пока она ещё раскрутится, а я меньше, чем через полусуток, буду за границей, а объявлять меня в международный розыск для мусорни станет новой тяжелейшей задачей – задачей настолько тяжёлой, что насчёт международного розыска, вообще, бабушка надвое сказала. Чтоб вы знали, решение об объявлении кого бы то ни было в международный розыск может принять лишь лично Генеральный секретарь Интерпола, и все эти хвастливые статейки в газетках, лижущих жопы мусорне-пидорне, «генпрокуратура России объявила в международный розыск…», Дзержинский районный суд (ха-ха-ха. Р.Я) Санкт-Петербурга принял решение об объявлении в международный розыск» etc. лишь чистый фольклор, сказочка про белого бычка. Без решения Генерального секретаря Интерпола ни одна полиция ни одной страны мира палец о палец не ударит, даже ориентировки «всем постам» не разошлёт. А Генеральный секретарь Интерпола, чтоб вы знали, проживает в солнечном городе Лионе в солнечной Франции, колыбели демократии, и получив на руки ту дерьмовую шнягу с гербом ПаРашки в самом верху и важной надписью «именем Российской Федерации» чуть пониже, что татарская мусорня сунула мне в нос при обыске, может изрядно озадачиться – что это за хрень такая, на хрен? Что, Бен Ладена уже поймали, что ли? Раз затеяли гоняться за поэтом?
Кстати, благодаря вышеизложенному проясняется, куда… точнее, отчего и почему вдруг исчезло Башкортостанское отделение Интерпола. Да-да, в Башкортостане было отделение Интерпола, и я даже знаю, где именно – в здании Уфимской мэрии, ежели встать к парадному входу лицом, в левом углу за скромной непритязательной дверцой без всякой вывески, лишь со стёклышком глазка посередине и кнопочкой звонка с боку, и я даже побывал за этой дверцей, и даже прошёлся по коридору с рядами наглухо закрытых дверей с обеих сторон, и даже вошёл в кабинет директора сего отделения, татарина по-национальности, и даже посидел с ним за одним столом, и даже имел с ним вполне продолжительную беседу. Так вот, прикрыли башкортостанское отделение Интерпола, в свете вышеизложенного несомненно потому, что шустренько трудоустроившаяся в него татарская мусорня-пидорня очень быстро утомила Генерального Секретаря Интерпола своими попытками наобъявлять в международный розыск неугодных им поэтов, прозаиков, публицистов, журналистов, художников, музыкантов, композиторов, архитекторов и прочая, прочая, прочая, а также своих умотавших от них, полудурков, куда подальше любовниц, любовников, жён, мужей, детей, любимых пуделей и любимых трансвеститов. Что лично меня, вообще-то, глубоко радует, поскольку благодаря национальной татарской черте национальных татарских кадров Интерпола – ТУПОСТИ – объявление в международный розыск ещё и меня стало весьма и весьма гипотетическим.
Так что отложим урегулирование вопроса касательно объявления меня в международный розыск до худших времён.
А сейчас необходимо (просто крайне необходимо) очень серьёзно поразмыслить над возникшей психотерапевтической проблемой. Не поддаться страху, безысходности и отчаянию, которые, если я дам им волю, угробят меня гарантированнее и оперативнее, чем вся пидорня-мусорня ПаРашки. Страх, он ведь парализует, лишает сил, способности мыслить и действовать, превращает человека в точную копию кролика перед удавом. Человек же, не подвластный страху, всесилен и непобедим. Правильно сказал прославленный французский врач и исследователь Ален Бомбар: "Жертвы легендарных кораблекрушений, погибшие преждевременно, я знаю: вас убило не море, вас убил не голод, вас убила не жажда! Раскачиваясь на волнах под жалобные крики чаек, вы умерли от страха". От себя добавлю: депрессия – страшная, смертельно опасная болезнь, подкрадывающаяся незаметно, и если не задавить её в зародыше, она, как и любая другая болезнь, например, пневмония, без базару уложит тебя в глубокую яму. Я это знаю точно из опыта собственной молодости – в начинающейся депрессии есть нечто приятное: приятно, забросив все дела, посидеть, посетовать «бедный я несчастный», повздыхать, поплакать. И если этой херне поддаться, не принять экстренные меры, она скрутит так, что уже не выползти к жизни и свету. У меня был один такой приступ депрессии много лет назад – к счастью, на полпути к могиле, пока ещё дело не зашло слишком далеко, настолько далеко, что уже не было бы возврата, у меня хватило соображения спохватиться и вступить с ней яростную борьбу, и всё равно мне понадобились нешуточные усилия, чтобы её одолеть, после чего, кое как отдышавшись после той яростной битвы за жизнь, я поставил на депрессии точку. Всё – больше я никогда не подпускал к себе депрессняк даже на пушечный выстрел.
Но сейчас был совершенно другой медицинский случай. В тот раз ведь, вообще-то, всё было в моей жизни нормально, депрессия совершенно не соответствовала действительному ходу событий моей жизни: были живы папа и мама, я работал в газете и учился на втором курсе в университете, был отличником, одним из лучших и многообещающих студентов потока, тем временем и моя известность как журналиста шла в гору, были наполеоновские планы и блестящие перспективы. И чего мне, на хрен, не хватало? Чего я тогда разнылся?
Сейчас – всё иначе. Я стою перед действительно нешуточной проблемой – проблемой настолько громадной, что когда пару раз она, прорвавшись сквозь психо-блоки, которые я успел-таки на всякий случай поставить, явилась мне всем громадьём, я едва не потерял сознание, аж сердце зашлось, как будто посмотрел с крохотного уступа скалы в разверзшуюся под ногами бездонную, непроницаемую, затягивающую в себя пропасть.
Что ж, перефразируя классика, есть способы победить даже бездну. Просто нужно не забывать на удивление простой и при этом на удивление эффективный главный принцип работы на предельных и околопредельных высотах – НЕ СМОТРЕТЬ ВНИЗ!
Но как это сделать?.. гм… что ж, первый шаг к решению сего животрепещущего вопроса я уже сделал в полном соответствии с классической психологией: осознание проблемы суть первый шаг к её решению. Проблему я осознал, существо и контент её для себя определил, осталось только найти решение, сугубо техническое – как? Какие банально физические действия мне предпринять, чтобы не поддаться страху теперь, когда азарт и адреналиновый шквал первого рывка к свободе остались в прошлом? Алену Бомбару было легко – он всего лишь плавал по океану без руля и без ветрил, обеспечивая все свои физиологические потребности за счёт океана, в том числе потребность в пресной воде, которую, как мсье Бомбар блестяще доказал, добыть в океане, оказывается, технически дело совершенно несложное, если не ныть и не сопли проливать, а заниматься практическим урегулированием сего вопроса – спокойно, вдумчиво и целеустремлённо.
Передо мной же стоит задача гораздо более глобальная – как сохранить эти самые спокойствие, вдумчивость и целеустремлённость, которые в свою очередь позволят мне успешно решать другие насущные задачи и не позволят сдохнуть на обочине в луже собственных слёз. О, Аллах, Всемилостивый и Милосердный, дай мне спокойствие, вдумчивость и целеустремлённость, а все остальные поступающие на рассмотрение текущие вопросы я уж как-нибудь урегулирую сам.
Итак – как можно обеспечить спокойствие и стрессоустойчивость?
Начнём с народных средств. Все они сводятся, в принципе, к одному и тому же – слабонаркотические средства: ядовитые грибы, например, или разнообразные травы. Не годится. Я не шаман, ничего в этом не понимаю, если начну подбирать травы и ядовитые грибы, подберу их такие, что депрессия мне уже просто не понадобится, как не понадобится и всё остальное, а пытаться купить наркотики на рынке… хм… гм… эээ… нет… не получится, у наркоторговцев нюх крысиный, они сразу учуют во мне журналиста или заподозрят мусора, и в лучшем случае никто мне ничего не продаст, а в худшем ещё и пришлёпнут где-нибудь в подворотне. Плюс возникает дополнительная проблема в лице прикормленных наркоторговлей мусоров, которые немедленно и очень плотно мной займутся. Наркотики долой!
Транквилизаторы. Годятся слабые транквилизаторы: элениум, реланиум, феназепам, нозепам, фенибут… Та же петрушка – поди их раздобудь. В свободной продаже они только на криминальном рынке, о котором я только что всё изложил исчерпывающе, в аптеках потребуют рецепт, а рецепт мне здесь, почти в двух тысячах километров от места прописки, никто не выдаст, а вот в психушку, наоборот, свезут весьма даже охотно, буде я одурею настолько, чтобы попереть к врачишкам за рецептом… к счастью, я, может, и сумасшедший, но не до такой же степени. К тому же, как мне излагала одна моя бывшая, провизор-фармацевт с красным дипломом, зам. Генерального директора одной из крупнейших в Уфе сети аптечных пунктов, транквилизаторы помогают лишь временно, а когда их действие кончается, если не принять очередную дозу, психическое состояние становится ещё хуже, причём, организм к ним очень быстро привыкает и, если не устранён психотравмирующий фактор (а мне до устранения моего психотравмирующего фактора ещё сто вёрст, и всё лесом), приходится либо раз от разу увеличивать дозу, либо раз от разу использовать всё более сильные препараты. Спираль, уводящая вниз, в непроницаемую бездну овощного существования, спасибочки, ёпт. Транквилизаторы долой!
Тогда что же? Вот задачка – нужны транквилизирующие препараты, имеющиеся в свободной продаже, не вызывающие привыкания и не создающие необходимость увеличения дозы. Что же это за препараты такие… сказочные? И прежде чем эхо сего вопроса угасло в моей голове, Божественным озарением мне явился ответ – АЛКОГОЛЬ. И как я сразу об этом не подумал? Вот уж воистину, иногда самые простые решения бывают самыми лучшими – всё гениальное гениально просто. Теперь проблема измельчилась до полного примитива, эдакого… ресторанного – что будем пить, бэби? Водка крепковата, как и разнообразные коньяки и виски, я всё-таки за рулём, креплёные вина я отмёл по той же причине, сухие вина… можно попробовать… нет… пожалуй, даже 11-12 градусов для водителя чересчур – трудно контролировать грань между эйфорией лёгкой поддатости и началом уже довольно чреватого, языком мусорского протокола выражаясь, алкогольного опьянения средней степени, остаётся светлое пиво. Вот уж что, если потреблять с умом, и особого опьянения не вызывает, и даёт возможность всегда находится в необходимой мне сейчас некоторой степени неадекватности – чтобы море было перманентно по колено и чтобы всегда всё было трын-трава. Таковы по поводу пива аргументы «за».
А аргументов «против» я, как ни пыхтел, как ни скрёб в затылке, не нашёл. Какие, на хрен, могут быть аргументы против пива в моём положении? Живот вырастет? Печень устанет? Желудок заболеет? Будет всё время хотеться ссать? Хммм, последний аргумент «против», пожалуй, следует признать вполне злободневным и актуальным – когда хлещешь пиво, только успевай в кустики бегать его отливать, но… (тут я внимательнейшим образом огляделся) недостатка в кустиках по обеим обочинам пока что не наблюдается. И насколько я знаю юго-западный российский ландшафт, а также ландшафт всех возлежащих на пути последующих стран, не будет наблюдаться ещё очень долго. Вот доедем до какой-нибудь пустыни Сахара с её с устойчивым дефицитом кустиков, тогда и призадумаемся над урегулированием сего вопроса, а чего сейчас-то себе голову ломать? С предыдущими аргументами «против» та же петрушка – до них сначала надо дожить, а потом уже ломать над ними себе голову. Я ведь – неизвестно, доживу ли до завтра. Уж до завтра-то уж точно ни живот не вырастет, ни печень ни устанет, ни желудок не заболеет… Таково одно из немногих преимуществ моего нынешнего положения – можно ни в чём себе не отказывать: сигареты смолить пачку за пачкой, пиво хлестать баллон за баллоном. А то вдруг меня срочно убьют, и тогда останутся валяться без всякого дела и без всякого проку и пиво, и сигареты, будет очень обидно, блин. Дудки!
Я мигом причалил к придорожной кафешке, как по заказу нарисовавшейся на пути, купил два полуторалитровых баллона пива, на подходе к машине влил в себя половину одного баллона, заботливо пристроил возле водительского сиденья всё оставшееся – чтобы были под рукой – и, уже нажимая полный газ, во всё горло заорал песню:

Реки, моря, проливы –
Сколько от них вреда!
Губит людей не пиво,
Губит людей водааааааааааааа!!!!!!!!!!!!!!!!

С той поры и по сей момент я протрезвился только один раз – в то утро, на которое был приглашён на беседу с господином Послом, поскольку, во-первых, идти на встречу с иностранным дипломатом, главой дипломатической миссии великой страны, поддавши, было бы верхом неприличия, а во-вторых, на упомянутой беседе мне требовалась абсолютно ясная голова.
Больше я за всё это время не протрезвлялся ни разу.

Эххх, заллллётные!!! Раззудись!!!

Ну, теперь пора подумать и о том, как пролезть через границу в Украину.
Щедрый глоток пива. Сигарета. Прикуриватель. Сизый дым пополз в приоткрытое окно, и я погрузился в размышления
Очертим ряд проблем, одну за другой — выкладывая путь камень за камнем.
Итак.
Первая и основная, вообще-то, проблема, такова — а что, если меня и вправду объявили в розыск, как грозились, и тогда мои данные и данные моей машины уже поступили в компьютерные базы данных всей российской мусорни, а значит, и той, что сидит на границе, а значит, и в базы данных пограничников, а также таможенников и всех прочих дармоедов, что кормятся единственно тем, что роются и шарятся в наших трусах и биографиях? Оно, конечно, по закону объявлять в федеральный розыск можно лишь тех персонажей, кому светит БОЛЕЕ пяти лет лишения свободы, а мне, вроде как бы, наметили, о, радость!, лишь ДО пяти лет, но... где вы видели, чтобы российская мусорня соблюдала законы? Законы, они ведь для нас писаны, а для дураков и мусоров закон не писан — так что вполне возможно, что они, будучи и мусорами, и дураками одновремённо, недолго думая и вправду объявили меня в федеральный розыск. Или хотя бы просто разослали ориентировки — мол, держи-лови такого-то, ежеле он попрёт через границу, это лично и персонально он съел личну. Персональную бабушку Красной Шапочки. Приграничная мусорня ведь вникать ни в что не будет — появился в зоне доступности упомянутый в ориентировке гражданин, ну и... почему бы его не скрутить, кто ж сякое бесплатное развлечение упустит . Это ведь не по морозу бегать, высматривая, это ведь оно само в руки приплыло, а там, глядишь, может, и премию за пролетарскую бдительность дадут... в общем, подсуетиться стоит. Возможно, конечно, и нет меня в базах данных, но как научил меня на свою голову бывший старший друг и бессменный мусор и татарин Наиль Шарифьянович Шаяхметов, ИСХОДИТЬ НАДО ВСЕГДА ИЗ ХУДШЕГО. Так что будем исходить из худшего — что только сунься любой приграничный мусор в комп, и сразу я оттудова вылезу ему прямо в блудливые ручки — тёпленьким.
Отсюда проистекает следующая проблема — компьютеры. Взорвать бы их всех, на хуй, но данные тактико-стратегический план действия по причине его временной неосуществимости я пока (временно!) отложил в сторону. Так что проблема остаётся — компьютеры на пограничных контрольно-пропускных пунктах есть, устранить их оттуда за оставшиеся несколько часов пути до границы невозможно в принципе, и, буде пограничная мусорня-пидарасня туды залезут, а буде я окажусь там в базах данных, мне крышка. Из какового факта само по себе прорастает текущая задача — не дать им залезть в компьютеры. От так задачка, блин. Пробивать личные данные гражданина и данные принадлежащему гражданину автомобиля у пограничной мусорни-пидарасни поставлено на рефлекс — строго говоря, они за этим на границах и сидят, никаких других особенных должностных обязанностей у них нет. Ну и... как же их уговорить не исполнить свои прямые должностные обязанности? Мнннндааа, задачка.
Напряжённо размышляя, я дотянулся до очередного початого баллона пива и сделал ещё несколько щедрых глотков — настолько щедрых, что баллон из початых сразу переквалифицировался в почти опустевшие. Так, так, так... ммм... попробуем прикинуть... ммм... в русле абсолютно антинаучного и абсолютно противоречащего объективной действительности, данной нам в ощущениях, тезиса, каковой нам уж с четверть века, пусть совершенно безрезультатно, но по-бараньи усердно втюхивает мусорской 1 канал — что менты, мол, тоже люди, ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, ой, девочки, ой мамочки, ой, держите меня, ой, я ржу не могу.
Отсмеявшись, я тем не менее сей странный тезис с повестки дня не снял, чувствуя в нём что-то... эдакое, что такое, над чем стоит поразмыслить. Тэээксс, скажем — менты тоже люди, и на сей раз мне даже удалось удержаться от гомерического хохота. Какие у людей слабые места? Какие у них кнопки, на которые можно было бы понажимать? Ну или — какие у людей потребности и чувства.
Начнём с потребностей.
Потребности мусорни (даже той, что возможно, «тоже люди») никакого бинома Ньютона из себя не представляют — они просты, как табурет: пожрать, посрать и перепихнуться. А я предложить им не могу ни того, ни другого, ни трет.. хм... служили бы на границе одни бабы, над третьей возможностью можно было бы поразмыслить, ведь бабьё в погонах суть всегда пиздой голодное, их ведь устав, форма и протокол давят, плюс всенародная ненависть крайне ограничивает их возможности сексуального насыщения, а мужики, простите, не бабы, что с мусорнёй ради того-сего не брезгуют трахаться, мужики в подавляющем большинстве своём влезать на мусорню в юбках категорически не склонны из чистого принципа, изрядно помноженного на непреодолимую брезгливость. Так что будь на границе одни бабы, я бы, ладно уж, зажав нос и зажмурившись, банально трахнул поочередно одну за другой всех подряд и таким противоестественным образом преодолел бы границу без проблем, но... на границе не одни только бабы, а трахать ещё и мужиков, даже если у меня на их грязные жопы встанет — увольте. Должно же в этом мире оставаться хоть что-нибудь святое (это я не о мусорских жопах, это я о собственных принципах). Так что мусорские потребности в решении моей проблемы мне ничем не помогут... разве что взятки им насовать... нет, не канает, наоборот вызовет к моей особе особый интерес: чего это он бабки суёт? — что-то нечисто, ну-ка проверим... а если проверят, узнают, кто я такой и всё равно согласятся на взятки, суммы заломят такие, что я, считай, приплыл. Таких денег, что смогли бы утолить мусорские аппетиты, у меня никогда не было. Потребности долой.
Что остаётся? Чувства. Ещё не легче. Какие у мусоров, на хрен, могут быть чувства? Нет у них ни хрена никаких чувств. Их единственное, главное, первое и последнее чувство — понты. Лишь показать себя всех круче, никакие другие чувства им не ведомы. Нет у них ни чувства милосердия, так что бесполезно взывать к их милосердию, ни чувства справедливости, так что без толку взывать к их чувству справделивости, ни чувства ответственности перед державой, человечеством и Богом, так что нет никакого смысла взывать к их чувству ответственности...
Я медленно допил остатки пива, выбросил опустевший баллон в окно, тут же откупорил следующий, чтобы потом не возиться, сразу сделал из него глоток, чтобы он почувствовал себя брошенным, одиноким и ущемлённым, затушил сигарету и тут же зажёг другую.
Было смутное, зыбкое, но при этом очень назойливое ощущение, что в теме мусорских чувств я что-то упустил — что-то чрезвычайно важное, что-то решающее, что-то такое, чего ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов, что-то такое, что может открыть мне дорогу через границу — и это ощущение не оставляло меня в покое, всё сидело в в душе саднящей занозой.
Так, а ну-ка вернёмся к началу. Итак, единственное чувство, свойственное мусорам — тщеславие, сиречь в просторечье понты. Чувство, которое, как указывал ещё замечательный советский детский писатель Николай Носов, насытить невозможно, тем более у ментов, вся жизнь которых, вообще-то — одно сплошное бесконечное унижение абсолютным и всеобъемлющим ПРЕЗРЕНИЕМ НАРОДА. Отсюда все мусорские выкрутасы и потуги на пределе возможностей каждого вида и подвида: машины как можно более крутых марок всем назло, клоунские штиблеты с загнутыми носками за дикие деньги всем назло, квартиры, евроремонты и прочая, нормальному человеку на хрен не нужная, лабуда всем назло. Причём... ммм... чччёрт… я всё так же звериным нюхом чуял, что истина где-то рядом, что решение текущей задачи кроется именно на этом направлении моих размышлений... и отчаянно напрягал мозг, стараясь не упустить тончайшую, норовящую выскользнуть из моего мёртвого хвата ариаднову нить, выводящую меня к свету... так... так… так… ммм... мусорские понты в полном соответствии с незыблемыми, как Закон всемирного тяготения, законами психиатрии часто принимают самый неожиданный, идиотический и причудливый характер в виде золотых ошейников для омерзительно уродливых и отвратительно бездушных мастино и усыпанных бриллиантами мобильников для детей...
ДЕТИ!!!
Я огромным облегчением откинулся на спинку сиденья, лишь сейчас заметив, что в мысленной погоне за решением проблемы непроизвольно напряг все мускулы и весь взмок, и снова дотянулся до баллона с пивом.
Дети! Теперь я проеду через границу. Без проблем. У меня ведь есть, что предложить мусорам для их детей в подарок – нечто такое, чего нет ни у каких детей никаких березовских и абрамовичей, так что дети березовских и абрамовичей по примеру заносчивой дочки Вандербильта из уже упомянутых мною Ильфа и Петрова, полностью отдыхают – моя книга! С авторским автографом для каждого мусорского выблядка персонально! Книга «Расуль Ягудин. Русский язык: грамматика, орфография, пунктуация. Справочнник» (я ведь по основной специальности, вообще-то, преподаватель русского языка и литературы, чтоб вы знали), которая пользуется среди детей настолько бешеной популярностью, что её по пять баксов за экземпляр рвут из рук уже более пятнадцати лет, которая выдержала 12 изданий общим тиражом в 60 тысяч экземпляров, в том числе издание в Нью-Йорке, которая ныне продаётся в 236 странах мира и которая кормит меня буквально от пуза все эти более, чем пятнадцать лет.
Я много чего забыл прихватить с собой, когда глухой ночью в спешке собирался в далёкий безвозвратный путь. Но деньги, документы, рукописи и несколько пачек своего «Русского языка» я, разумеется, не забыл – не смог бы забыть в принципе, я бы скорее забыл на журнальном столике свою голову, чем свою книгу.
Так что вперёд, князь Расуль Ягудин, прорвёмся!
Эххх, залллётные!!! Разззудись!!!

– У нас только гривны, – строго сказала продавщица придорожной кафешки и свирепо уставилась на меня.
Я ошарашенно посмотрел на неё и глубокомысленно вопросил:
– Ааааааа?
– Мы принимаем в качестве оплаты только гривны, – явно призвав на подмогу всё своё нешуточное терпение, уже более развёрнуто, в полном соответствии со стандартным требованием любого школьного учителя «отвечай полным ответом на поставленный вопрос», обрисовала предлагаемую к употреблению икебану продавщица и, внимательно посмотрев на моё, по всей видимости, очень-очень недоумевающее лицо, сочла нужным пояснить: – национальную валюту Украины. – И злорадно добавила, предвосхищая уже готовый сорваться с моего языка вопрос: – Валюту не меняем, ищите пункт обмена, но сейчас, простите, ночь, все пункты обмена закрыты, но вы всё равно ищите– продавщица радостно улыбнулась этой моей перспективе.
Я обалдело взглянул на пачку купюр в своей руке. Всё правильно, ни одной гривны в пачке не наблюдается, сплошь одни рубли, которые, как только что эмпирическим путём было мной установлено, в Украине никому на хер не нужны. Так это же ж что же ж – уже ж Украина? А граница где? Когда это я её пересёк?
И лишь хлопнув изрядную чашку кофе уже в другой придорожной кафешке, где нашлись отзывчивые люди, обменявшие мне рубли на гривны – несомненно, по очень выгодному для них и совершенно не выгодному для меня курсу – я начал смутно припоминать: как же, как же, была граница. Перед которой я, дабы собраться с мыслями и с духом, тоже завернул в последнюю на моём пути и последнюю в моей жизни российскую кафешку, но отнюдь не за-ради кофе, а с диаметральностью до наоборот – за-ради пива. Каковое влив в себя таккую дозу, что стал похож на беременного Шварценеггера, и приступил к выполнению намеченного по дороге плана действий…

Глава 6.
Обитаемый остров

Укатал меня этот обитаемый остров.
А. и Б. Стругацкие.

А вы знаете, как по-гречески будет «да»? Только не смейтесь – «не».
Я точно угадываю уже назревший у вас вопрос, поскольку, когда я на ларнакском пляже Южного Кипра сообщил сей вышеупомянутый факт одной русской из Осло, она мне данный логически проистекающий вопрос уже задала: «А как по-гречески будет «не»?
Ну, как по-гречески будет «не», я не знаю и знать, на хрен, не хочу… сыт по горло этим, прости, Господи, долбаным греческим… но положительно-отрицательная жестикуляция у этих долбанных киприотов стопроцентно противоположная: когда им надо сказать «не», они долбоёбы, кивают, а когда им надо сказать «да», они… ну, в общем, сами понимаете.
Я не случайно начал очередную главу именно с выщенаписанного лирического отступления – у этих долбанных, как я уже имел удовольствие вас проинформировать, киприотов, все не как у людей. Все у них, как у животных, что, вообще-то, следует признать, вполне логично, поскольку, у животных и должно быть все, как у животных. Сами подумайте – почему это у животных все должно быть как у людей? Они же ж животные, а не люди.
Только не обманитесь моим нарочито весёлым тоном – это у меня такая защитная реакция на окружающий меня кошмар, а вообще-то, мне, здесь, на долбанном Кипре, совершенно не до смеха, ёб-твою-мать. Об этом речь.

В общем, вкратце так – проник я нелегально на Южный Кипр через границу, отделяющую его от Северного Кипра (да-да, Кипров, вообще-то, два, а вы не знали?, Южный и Северный, но подробная историческая справка чуть ниже) и сразу попросил политического убежища. И – началось!
Ох и началось!!!
Греческий (сиречь Южный) Кипр ведь, как проститука «вертолётом» даёт сразу во все щели сразу всем: и России, и Европе, и сразу всем странам сразу всех америк… за деньги и говенные услуги строго по прейскуранту, разумеется, и у вдруг, как подарочек, появляюсь я. Потомственный русский дворянин, независимый журналист и политический беженец из России, которая на момент моего появления уже успела отстегнуть Южному Кипру за все доставленные тридцать три удовольствия семь миллиардов евро, а на момент, когда пишутся эти строки, отстегнула ему же этих же самых миллиардов евро ещё пять. Вынужден признать, что двенадцать миллиардов евро очень хорошая за меня цена – ей-Богу, сам бы себя продал за такие бабки, что уж говорить о киприотах, по жизни говорящих «не» вместо «да» и кивающих, как ишаки, тупыми головами, вместо того, чтобы сказать «не». Загвоздка в том, что, сдай они меня русской мусорне, особливо сейчас, в разгар всемирной экспансии Списка Магнитского, в Список Магнитского попадут и сами всем чохом. Всей шайкой в без малого 800 тысяч киприотских рыл – именно столько на Южном Кипре насчитывается киприотов – тех самых, которых я, едва унеся ноги от уже сто лет как в хлам обуревшей российской мусорни вместе с её федеральным розыском (в каковом и нахожусь уже без малого год) я умолял о помощи и которые послали меня на смерь.
Да-да, господа, именно так, увы, дословно,– я, кое-как доковыляв до Южного Кипра, измученный, оголодавший, оборванный, истерзанный полугодовой к тому времени дышащей мне в затылок шакальей погоней российской мусорни, умолял киприотов о помощи, а они послали меня на смерть.
Поскольку в русле машинной формальной логики полоумных ублюдков, никогда не видевших, не видящих и не признающих в мире ничего, кроме пресловутых дензнаков, моя смерть решает все их проблемы. А то экстрадировать в Россию меня нельзя – чего ж это тогда Южный Кипр в Европейский Союз со всеми его демократиями и правами человека заприняли, предоставить мне политическое убежище нельзя тоже – чего же тогда киприоты всем чохом (всей вышеупомянутой шайкой в без малого 800 тыс. рыл.) с путинизмом в сто пятьдесят миллионов путисосов взасос лобызаются, а держать меня годами, как какого-нибудь очередного ёбнутого араба на овечьем обеспечении в их блядских овечьих лагерях, нельзя особенно, поскольку я им, блллядь, не блядь, не овца и не араб!!! Я русский, я журналист, писатель и поэт, и я потомственный дворянин, князь крови, в связи с каковыми фактами, даже до тухлых киприотских мозгов допёрло, что со мной… ммм… бля… надо бы… ммм… пардон, того-с… чего-нибудь сделать.
Вот они и сделали.
С хладнокровной, продуманной, до мелочей просчитанной и скрупулёзно реализованной методичностью роботов-ублюдков. Пошагово, как компьютере, шаг за шагом: шаг, шаг, шаг…
Первым делом, разумеется, меня надо было как-то слупить со всех жизнеобеспечивающих международных программ, которые международным сообществом настоящих демократических стран были разработаны, одобрены и согласованно приняты во всём приличном мире к исполнению специально для того, чтобы спасти попавшего в смертельную беду человека, то есть, выражаясь нормальным человеческим языком, обеспечить его основные потребности в одежде, крове и еде.
Вот одежды, крова и еды им и следовало меня лишить, чтобы я стопроцентно им на руку где-нибудь тихонько сдох.
Чем они плотно и занялись с первого же дня моего появления в лагере беженцев, что в четырёх километрах от дерьмовой деревеньки Кофиноу, также очень продуманно поставленного так, чтобы от лагеря до любого заметного города, где можно найти властные структуры, государственные иммиграционные организации, Организацию Объединённых Наций и редакции газет и журналов десятки километров… с единственным проколом – Кофиноу находится на крупном перекрёстке превосходных (потому что халявных) местных хайвеев, так что при наличии мужества, решимости и готовности умереть за правду, но не сдаться киприотской мрази можно добраться до любого города, что я в конце концов и сделал, но об этом ниже, а пока вот он я, раскачиваемый голодом и ветром, еле волоча ноги, вхожу на территорию окружённого колючей проволокой концентрационного лагеря «Кофиноу кэмп» с весьма много говорящей любому русскому надписью на воротах… нет-нет, не «Каждому своё», как на воротах Бухенвальда, а гораздо более для каждого русского простой и доходчивой «Уподохни»… так я до сих и не сподобился узнать, что сие означает по-гречески, хватало других хлопот, средь которых главнейшей и насущнейшей была и остаётся главнейшая и насущнейшая – НЕ ПОДОХНУТЬ НАЗЛО ВСЕМ!!!
Что, поверьте, для русского человека в скотском киприотском концлагере дело очень непростое.
Это ведь арабам подходит, особенно тем, что помоложе – если ты кого из жиреющих в лагерной администрации блядей трахаешь, то порядок – тут тебе и ношенные шмотки на выбор раньше всех, тут тебе и бесплатные билеты на автобус хоть по десять раз в день, у тебе и кусочки повкусней…из числа тех, что эти лагерные бляди сами не слопали, разумеется. Со мной было всё не так просто по природной причине – я этих киприотских мартышек вообще не воспринимаю как женщин: коротконогие, широкоплечие, пузатые, лохматые, носатые И ВСЁ ВРЕМЯ ЧЕГО-ТО ЖРУТ!!! Безостановочно. Даже если бы у меня на этих мартышек встал, как, на хрен, можно трахать бабу, у которой перманентно занят рот? И это после изумительного очарования девочек России, Украины, Молдовы, Турции и Северного Кипра. Спасибочки, бля.
Что лагерные мартышки довольно быстро просекли и, раз уж у них уже был заказ асайлим-сервиса (что, вообще-то, переводится с английского как «Обслуживание просителей политического убежища» – сиречь это обычная прислуга наподобие горничных и уборщиц) меня непременно «сделать», взялись за дело с чрезвычайной рьяностью ещё и по личным мотивам блядей, получивших от меня отказ в перепихнине и по сей причине радикально съехавших с катушек: понты, ухмылочки, хихиканье, плевки вслед, выкрики «Hey, russia» и, конечно же, слегка подправленные объедки вместо еды. О полагающихся мне билетах на автобус, полагающемся мне ежемесячном пособии в 85 с копейками евро и полагающейся мне одежде, вообще, речи не было – я лишь через полгода узнал, что одежда, сданная сердобольными людьми специально для нуждающихся, им поступает постоянно и складируется в комнатке возле кухни, а когда комнатке местов начинает не хватать, вывозится и сжигается... лишь бы мне не давать.
Что меня совершенно бы не колыхало, если бы я к тому моменту не обтрепался до стадии полного оборванца. И всё равно – по большому счёту дело было вовсе не в том, что меня в официальном международном учреждении системы помощи политическим беженцам совершенно открыто обворовывают и оскорбляют деревенские бляди, дело было в моём искреннем недоумении – что это за хрень, на хрен? Что совершенно не колыхало теперь уже их – они гнули свою линию, как ишаки (точнее, ишачки), в расчёте, как я довольно быстро понял, на то, что заброшенный за колючую проволоку посреди кишащих огромными эфами полей без телефона, компьютера, интернета, денег и автобусных билетов я даже не смогу попытаться выяснить, что это за хрень, на хрен, в ихнем головняке – асайлим-сервисе просто потому, что этот их засранный головняк дислоцирован в засранной солице засранного Южного Кипра Никосии, а до неё от засранного Кофиноу посёлка 50 с лишком км.
В принципе, правильный был расчёт. С каким-нибудь арабом, негром или киприотом он бы однозначно проканал. Но, как я уже упоминал, я русский, я журналист и я князь. А мы, русские, испокон веку были самыми дешёвыми и всё равно самыми неликвидными на всех невольничьих рынках мира рабами просто потому… что мы не рабы. Никак не получались из нас рабы, менталитет не тот. Беглецы получались, бунтовщики получались, разбойники получались, а рабы – ну никак.
Так что в одно жаркое утро я попросту вышел из лагеря, прошагал четыре километра до перекрёстка хайвеев и, встав на обочине, поднял большой палец, тем самым открыв в более, чем семитысячелетней , истории Южного Кипра новую страницу как первый на острове хитчхайкер.
Эххх, залллётные! Разззудись!!!

Но на сей раз, увы, не раззудилось. В асайлим-сервисе, сладко мне поулыбавшись и пообещав не оставить безобразия без внимания, лишь указали лагерной админисрации (именно так – на «администрации, а «админисрации) выполнять его, асайлим-сервиса, заказ выжить меня из лагеря более тонко, о каковом заказе я и начал догадываться как раз после этого моего первого визита в сервис.
Ннндааа, занесла ж меня нелёгкая на этот… обитаемый остров, подумал я, когда мои догадки полностью подтвердились.
А подтвердились они очень быстро, поскольку, стоило мне через какое-то время явиться в асайлим-сервис ещё раз всё с тем же вопросом – что это за хрень, на хрен (лагерные бляди ведь не унялись и не должны были уняться, раз уж приказ выжить меня на улицу пришёл, как я позже понял, с самого верха?), мне тут же сунули в нос явно заранее заготовленное предупреждение, что, поскольку де это я сам такой задира, поскольку типа сам на всех залупаюсь, то, ежели я ишо, мол, хоть разочек пикну сиречь вякну, меня выпиздят из лагеря незамедлительно (там так и было написано «immediately»), после чего им осталось только организовать, чтобы на меня под прикрытием лагерной админисрации (именно так – без буквы «т», от слова срать») зачали залупаться все лагерные ниггеры и арабы, чем все эти ниггеры и арабы с превеликой охотой занялись, дабы перед блядскими киприотскими властями выслужиться за чечевичную похлёбку. И пошло-поехало
Начали арабы с того, что потребовали от меня одеваться-раздеваться строго в душевой кабинке, как того, мол, требуют мусульманские правила, которые я типа раз я мусульманин, обязан соблюдать, в ответ на каковую тухлую предъяву я им популярно трёхэтажным матом на четырёх языках изложил, что для одевания-раздевания как раз и предназначена раздевалка-одевалка перед душевыми кабинками, во-первых; что клал я с большим прибором на их ёбнутые мусульманские правила (среди каковых, кстати, ни в коране, ни в шариате, ни в тарикате насчёт душевых кабинок не сказано и слова, так что не надо), которые в России ни один здравомыслящий мусульманин никогда в жизни не соблюдал, во=вторых; что я им не какой-то там ёбнутый араб, а русский, что мы, русские мужики, в бане всегда паримся все вместе и никто никого никогда не стесняется и что ежели оне, завидев голого мужика, зарумяниваются, как бабы, то, значит, они бабы есть, а раз так, пусть пиздуют в бабский душ , который вона, напротив, и там переодеваются на всякий случай тоже в душевых кабинках, но в бабских, в=третих. Вот так и поступила на меня администрацию лагеря первая коллективная жалоба арабов и ниггеров, каковых затем было наковырено вагон и маленькая тележка, что для арабско-негритосской лагерной пидарасни было совсем несложно, поскольку их в лагере насчитывалось примерно полста рыл и все они были друг другу свидетелями, а русских там было ровно один человек – это я, и соответственно никаких свидетелей, которые могли бы свидетельствовать в мою пользу, там никогда не водилось. В связи со всем чем только что изложенным правительство Южного Кипра с его блядскими асайлим-сервисами уже довольно потирало руки, заранее празднуя полный успех всей операции, как вдруг у них на сём увлекательном дельце приключилась заминка.
С полной неожиданностью для мусорского киприотского менталитета в лагере вдруг стала формироваться молчаливая оппозиция даже среди моих самых ярых врагов – оппозиция, которая стала как-то… держаться особняком, сторониться своих же ёбнутых отморозков и избегать всех провокаций в отношении меня – не думаю, что они, молодые, откормленные и здоровенные арабята ниггерята, меня испугались, но в ходе и в процессе бесчисленного количества стычек, снова и снова опрокидывающих мирное течение лагерной жизни и создающих в лагере достаточно изнуряющую атмосферу, даже до их безмозглых ниггерско-араблядских мозгов наконец-то допёрло, что я, худенький и старенький доходяга-оборвыш, хоть меня убей, всё равно их дебильные требования выполнять не буду, что на каждое слово так и буду отвечать десятком оных, что переорать меня, в прошлом школьного учителя, надроченного безо всякого напряжения покрывать голосом любую ученическую свору, им ну совсем не по кишкам, а о том, что я зассу и отступлю, не приходится даже мечтать, что остановить меня можно, только меня убив, и что я, беженец, как ни крути, всё ж таки один из них, а не один из администраторских пидарасов и пидарасок, и что, вообще… им, чё, больше всех надо, что ли, ёпт?, да пошла вся эта лагерная пидарасня на хер, пусть она, коль скоро им надо меня выживать, сама за мной и гоняется по душевым и сортирам… в общем, в конце концов сама по себе сформировалась обстановка мирного вооружённого сосуществования и поток жалоб на меня во все сучьи официальные инстанции сучьего Кипра как-то незаметно увял, а с верхушкой шайки иранских персов, державшихся в лагере особняком и от негров, и от арабов, и державшихся всегда кучкой, готовых в любой миг прийти друг другу на помощь, с которыми у меня ора на грани мордобоя со взаимным хватанием за грудки, поначалу тоже хватало, я, вообще, с полнейшей неожиданностью для себя вдруг подружился, в результате чего давать против меня какие бы то ни было показания и подавать против меня какие бы то ни было жалобы, персы отказались наотрез.
Пришлось пидорско-сучьему правительству Южного Кипра в лице евонного сучье-пидорского асайлим-сервиса в срочном порядке искать против меня иные методы и способы.

А я тем временем случайно (или Бог послал?) нашёл на ларнакском пляже крестик и сразу повесив его на шею, в таком виде демонстративно появился в лагере, отчего все эти ёбаные мусульмане едва не повалились прямо там, где стояли. Как кегли.
Тут ведь как – будучи теперь уже бывшим мусульманином, я хорошо знаю, что главная жизненная обязанность любого мусульманина, его долг перед аллахом – умножать количество правоверных на Земле. Любыми способами и методами, включая производство как можно большего потомства (вот откуда огромное количество детей в мусульманских семьях). Но как гласит обожаемый мною гениальный русский фольклор, любая палка всегда о двух концах: сим и… противоположным. В данном случае мы имеем дело со следующим противоположным концом – уменьшение количества мусульман на Земле суть страшнейшее для мусульманина преступление. А тут получилось, как мозгой и жопой ни крути, простейшее и очевиднейшее – все эти ёбаные лагерные мусульмане, выебав мне весь мозг своими дебильными требованиями соблюдать их дикие мусульманские правила, добились лишь того, что на Земле стало одним мусульманином меньше. В моем лице! И, главное, каким способом они этого добились – нарушив один из важнейших исламских постулатов – мусульманин не должен докучать окружающим. И особенно не должно докучать окружающим отправление мусульманских бытовых правил – например, ежли ты, долбоёб-муслим, заместа подтирания жопы туалетной бумагой, склонен, как баба во период менструального цикла, после каждого сранья подмываться из чайничка ( так называемого кумгана), не должно сию воду проливать на пол, а коли уж пролил, обязан после себя аккуратнейшим образом прибраться. В лагерном сортире же было просто невозможно подобраться к унитазу, не полу-утопнув в щедро сдобренных арабско-ниггерском гавном лужах, так что я с первого дня был вынужден усвоить печальную привычку хотя бы по малому делу ходить не в сортир, а в кустики до ветру, и как можно дальше от лагерных ворот. Всё остальное и прочее в прямом и переносном смысле дерьмо, наваленое правоверными по всему Кофиноу Кэмп и полностью противоречащее исламским постулатам, я тут перечислять не буду, скажу только, что вся эта дикость и вся эта мерзость достали меня очень быстро и, помноженные на бесконечные скандалы, привели к твёрдому, осмысленному и неукротимому решению принять настоящую Веру.
Веру в Бога. В настоящего.
И тут, надо же!, иду по пляжу и нахожу крестик… случайно? Или нет?
Ну, случайно или нет, а я искренним облегчением и искренним чувством тут же его надел и громогласно провозгласил себя новообращённым христианином, причём, КАТОЛИКОМ (тут же напоказ осенив католическим – слева направо – крёстным знамением), хотя, чтобы выслужиться перед блядскими киприотскими властями, политически и психологически выгоднее было бы принять православие – официальную государственную религию Южного Кипра, но… когда это я выслуживался перед блядскими властями? Перед какими-то бы ни было блядскими властями? Я, блллядь, жизнь положил за права и свободы человека, включая свободу совести и право на свободный выбор вероисповедания, был вынужден за мои принципы и идеалы, бросив всё, что имел, бежать из поганой путинский России, лишь бы не выслуживаться перед путинизмом, и сейчас зачну выслуживаться перед поганой южно-киприотской шайкой, блядям и бандюганам которой только рогов не хватает, чтобы приобрести полностью законченный, детерминированный, гармоничный и логичный скотинский внешний вид? Дудки!
Католицизм же меня всегда привлекал по весьма весомой причине – это единственная религия в мире, которая всегда (ВСЕГДА, на протяжении тысячелетий) умела держать в узде любые власти, не давая им обуреть от безнаказанности окончательно, католическую церковь испокон веку боялись и по сей день боятся проклятые короли, диктаторы, сатрапы и разные прочие президенты, и совсем не случайно РЕАЛЬНО демократические, РЕАЛЬНО либеральные страны в подавляющем большинстве своём именно католические, это проистекает из духа и сущности католицизма.
А православие что такое, прости, Господи? Путинская блядь в России и блядь властей всех остальных стран, где она, по несчастью, обосновалась.
Ну и, конечно же, для меня как поэта, писателя, публициста, журналиста и как просто искреннего ценителя и поклонника всего прекрасного, с пятилетнего возраста взапой читающего человека (до сих помню потрясение, которое испытал, научившись читать – Господи, передо мной открылся целый огромный новый прекрасный мир, так не похожий на узкий вонючий мирок мрачных быдлячьих кварталов уфимских окраин, в которых я родился и прожил пять лет, даже не подозревая, пока не научился читать, о существовании сказочной красоты другого мира) совсем не последним аргументом в пользу католичества было то, что католицизм создал и явил миру множество талантливейших произведений всех жанров, включая литературный. Чего нельзя сказать ни об одной другой религии, увы.
Так что католиком я стал не абы как. А по зову чести, совести и души.
После чего осталась самая малость – пройти официальный обряд крещения. Просто… хрен знает почему.
И тут же – тоже случайно?, или всё-таки сам Бог действительно заботливо вёл меня по моему тернистому пути в святую католическую веру? – на том же ларнакском пляже, но уже немножко правее, если смотреть спереди, я разговорился с какими-то двумя вполне простого вида мужиками-итальянцами. Которые, как в ходе дальнейшей ленивой и неспешной беседы на белом песочке возле лазурного Средиземного моря под жгучим средиземным солнцем (тут морем по прямой до Африки всего сто километров, чтоб вы знали) выяснилось, что они как раз католические священники и как раз из Ватикана, и, к тому же (бывают же такие… «случайные совпадения»), состоят в Ордене Святой Инквизиции, которая, оказывается, никуда за прошедшие столетия не делась, а преспокойно существует себе дальше, искренним и преданным поклонником который я являюсь уже много лет (только не начинайте сразу, ладно? Если не знаете даже того, что за 400 лет своего неограниченного властвования Святая Инквизиция сожгла на кострах всего 32 тысячи человек… а сколько людей всего за два десятилетия насмерть замучено в путинских застенках при полной поддержке Русской Православной церкви Вам известно?, вот именно… так что лучше помалкивайте). Вот эти священники меня и покрестили. И посвятили по моей дополнительной просьбе в рыцари Святой Инквизиции.
Так что, вот он я, перед Вами, русский князь, христианин-католик и рыцарь Ордена Святой Инквизиции Расуль Ягудин, прошу любить и жаловать.
Вернёмся, однако, к нашим ниггерско-арабско-киприотским баранам. Искали они искали новые методы и способы убийства меня и, разумеется, нашли – чего там?, трудно, что ли?, как выражался Макар Нагульнов «дурачье дело нехитрое»: на крохотной засранной сцене ныне погорелого (об этом ниже) концентрационного лагеря «Кофиноу Кэмп» появились близнецы.
Арабята-пидорята из Иордании Али и Хамза, которые, мол, тоже крещённые, но какой-то странной церковью «Анжелика», о каковой я до встречи с этими маленькими ублюдками никогда ничего не слышал, и которые, мол, бежали из Иордании в связи с преследованиями их властями за христианскую веру и реальной опасностью, в данной связи угрожающей их жизням… вот это вполне возможно, учитывая, что в Иордании за исповедание христианства вполне официально, в полном соответствии с иорданскими законами, предусмотрена смертная казнь, а вы не знали?, я тоже не знал, пока не столкнулся с настоящим, не смягчённого варианта, как в России, исламом вплотную – в реальности, той самой – данной нам в ощущениях, но существующей независимо от них, диким, безумным, кровавым и, главное, лживым, как блядь-клофелинщица, на весь мир горлопанящим о своём тотальном миролюбии и своей вселенской толерантности и при этом уже почти два тысячелетия перманентно несущим миру лишь кровь и смерть. Как тут не вспомнить Салмана Рушди: «Ландшафт его стихов по-прежнему пустыня».
Но киприотской пидарасне и киприотскому блядву всегда и везде нужны именно такие люди. Чтоб собственные блудливые ручёнки не замарав, остаться в глазах мирового демократического сообщества чистенькими, каковая цель, благодаря, без ложной скромности, единолично мне, в данном непосредственном случае ими оказалась совершенно не достигнутой, но об этом опять же ниже, а пока вот они, два арабчёнка-пидорёнка, стоят передо мной, сладкими песенками втюхивая, что они изучают русский язык, и что они слышали, что я учитель русского языка и литературы (чем себя и выдали – я ведь диплом по всему лагерю не светил, лишь показал в асайлим-сервисе, который вообще-то разбалтывать служебную информацию на всех углах не склонен… если нет на то веских оснований в русле их свинячьих хитростей), и что они были бы счастливы стать моими самыми усердными учениками, за что с ещё бОльшим счастьем они помогут мне достичь полного совершенства в английском… таким вот никчёмным образом зазывая меня переселиться в их комнату – одну из лучших в лагере – тут они не соврали, комната (была) действительно одной из лучших, осталось только неясным, с чего это лагерное и асайлим-сервисовское блядво ни с того ни с сего вдруг забесплатно, без взяток и секс-услуг, поместило их в комнату, за которую промеж всех лагерных обитателей идет перманентная война, но тайна сия не велика есть – чтобы сим арабятам-ниггератам было легче заманить меня туды.
И я, не скрою, хоть и были их никчёмные деревенские хитрости и интриги передо мной как на ладони, всерьёз призадумался о переезде. С одной стороны, жил я тогда в двухместке, и сосед у меня был удобный, хоть и пидор-араб, как и все остальные, при этом двухметрового роста и при этом самый большой грязнуля в лагере, но ко мне он лишка с разговорами не лез (невыносимо, скажу, как на духу, для образованного человека поддерживать беседу с деревенскими «умниками», не имеющими даже четырёх классов советского образования), слушал себе сутками свою дикую завывающую арабскую музыку, охотно (если самому было много… чтобы не испортились без толку) делился со мной невесть как добытыми излишками лагерных харчей и угощал сигаретами по первой просьбе.
Но прятаться за его гигантской спиной до бесконечности было невозможно. Если я не соглашаюсь на приглашение пидоров-близнецов, ясен пень, что кипрятские вертухаи придумают что-нибудь ещё, а можно ли быть уверенным, что в следующий раз разводка будет столь же очевидной, как с этими двумя? Не ровен час, и на старуху случится проруха, и какое-нибудь следующее заманчивое предложение я приму за чистую монету. Не говоря уж о том, что английский они знают действительно хорошо, а мне английский позарез было нужно усовершенствовать. Не говоря также о том, что, зная их хитрожопые намерения и планы, я, вне всяких сомнений, как-нибудь извернусь, чтобы поставить всю эту очередную блядскую катавасию себе на службу.
Так всё и случилось. В настолько полном соответствии с моими планами, что я аж сам удивился гению своего интриганства.
Выразившемуся в том, что я банально сыграл в их игру, в конечном итоге обернув её себе на пользу.
Что оказалось совсем не сложно – ведь было очевидным, что арабята-пидорята, нахватавшиеся неплохих компьютерно-технических знаний и навыков в каком-то их ПТУ, будут меня разводить на крамольные высказывания, которые и будут исподтишка записывать на видео и, дабы отработать свои тридцать сребреников, поставлять их и лагерным вертухаям, и в асайлим-сервис, в русле какого моего соображения осталось самое простое – действительно крамольно высказываться как можно больше, чтобы заставить их почувствовать себя в стопроцентно преимущественном положении и таким образом спровоцировать на наезд с угрозами. Вот я высказывался, позируя перед скрытой камерой, высказывался обо всём: и о лагерных вертухаях, и о блядве асайлим-сервиса, и о дебильной политике Южного Кипра: как внешней, так и внутренней, и по всем вселенским вопросам, и… что я пишу обо всём сём книгу «Меня разыскивает милиция», которую ты прямо здесь и прямо сейчас читаешь, дорогой друг.. В результате, узнав о себе правду-матку в моем исполнении, которая, оказывается, вот-вот попадёт в будущий всемирный бестселлер, и вертухаи лагеря, и вертухаи асайлим-сервиса, памятуя, что я, всемирно известный журналист, книги которого изданы во многих странах и ныне продаются по всему миру, вполне могу и вправду написать эту книгу (что я в данный момент и делаю, как видите), и что присутствовать в подобной книге, выдав всемирному демократическому сообществу с потрохами свою гнусную сущность, им, вообще-то, совсем не с руки, все вертухаи и другие официальные лица стали со мной осторожничать, а также призвали к осторожности всю арабско-ниггерскую шайку, тем самым перестав-таки мотать мне нервы и воровать мой харч.
После чего чего передо мной встала последняя и самая простая задача – спровоцировать пидорят-близнецов на конфликт, дабы они сгоряча проболтались, что записывали всё, что я им говорил – мне ведь вся эта инфа нужна была ещё и для того, чтобы вставить вот в эту самую книгу, которую я прямо здесь и прямо сейчас пишу, а мои личные догадки, сколь бы я ни был уверен в их правильности, у нас в журналистике не канают, требуются доказательства. Не для судьи доказательства или, скажем, ментов, а для себя самого.
Мне нужна была полная уверенность в правоте и справедливости всех моих действий, дабы остаться чистым перед собственной совестью и Богом, вот почему, от души выговорившись перед скрытой камерой, я стал разводить сих недоумков на агрессию. Самая простая в данной интриге задача – поскольку спровоцировать любого араба, будь он хоть трижды крещённым, начать залупаться, смог бы и ребёнок, а уж мне-то, профессиональному журналисту это было раз плюнуть – как только нужда в этих двух долбоёбах отпала, я их моментально развёл: раз реплика, два реплика, и… началось.
И едва мы сошлись лицом к лицу в тесной комнатке барака, единорождённые пидорята-арабята (оба раза в прямом смысле, кстати, к тому времени я уже совершенно точно установил, что они промышляют в Ларнаке гомосексуальной проституцией) не нашли ничего лучшего, кроме как начать со всей дури хвастаться, что все мои высказывания они записали на видео и теперь я у них типа на крючке, и тут же достали свой блядский смартофон, ехидно сказали «улыбочку» и, интимно обнявшись полностью в русле своей пидорской ориентации, уставили на меня зрачок камеры. Ну-ну, ха-ха-ха.
Так я и начал своё последнее позирование-выступление перед теперь уже не скрытой камерой, начав с «ну-ну, ха-ха-ха» на чистейшем русском и затем продолжив на усовершенствованном благодаря этим двум долбоёбам английском («спасибо» не говорю, перебьются), что все их деревенские интриги и потуги с видеокамерой во всём мире называются нарушением неприкосновенности частной жизни, и что, не знаю, как там в их ёбаной Иордании, а в любой нормальной демократической стране, включая Кипр, у которого они просят политическое убежище, трактуются как уголовное преступление, причём, далекоооо не из самых лёгких. При этом я, разумеется, в русле первоначального расчёта, сформировавшегося у меня в голове, ещё когда они о сладкими пидорскими улыбочками впервые подошли ко мне, зазывая в свою комнату, не сказал им самого главного – что буде они, придурки, попытаются обратиться с сиими записями к «общественности» и зачнут показывать их жителям лагеря и завсегдатаям церквей (куда я их, кстати, сам вывел, перезнакомив со всеми и там, и сям тоже с дальним расчётом, что они рано или поздно в соответствии с моим планом психанув, со всей дури начнут показывать записи моих высказываний везде, где ни попадя), первой мыслю любого нормального человека будет такая: «Если эти пидарасы втихаря записали на видео Русского, то не записали ли они втихаря на видео и меня?»
Дальше скучно – арабята, паровозя после моей разводки дымом из всех ушей, со всех ног кинулись сначала по лагерным обитателям, а затем и по всем лагерным вертухаям (оказывается, вертухаи даже не были в курсе сюжета – пидорята-арабята поставляли записи моей возмутительной крамолы прямиком в асайлим-сервис), а дальнейшем по всем церквям (куда я их, долбоёбов, в своё время привёл), демонстрируя скрытые записи персонально меня всем подряд.
Результат получился именно тот, который я запланировал в самом начале – обоих ёбнутых близнецов тут же, резко и сразу возненавидели абсолютно все, и в первую очередь их соплеменники-арабы. Подумав именно то, что по моему плану любой нормальный человек и должен подумать, едва завидя скрытые записи высказываний кого бы то ни было.
Так что ещё совсем недолго времени два умалишённых арабёнка бродили по лагерю и всем остальным сообществам, всё стараясь и пытаясь всем, кроме меня, сладко улыбаться и предлагать различные услуги и товары в виде самих себя. Твёрдо, решительно и жёстко игнорируемые абсолютно всеми, замкнутые в глухой тупик всеобщего презрения и отвращения, они в конце концов собрали манатки и умотали через половину Средиземного моря в Турцию, где в тамошнем асайлим-сервисе тусуются те же самые арабы, в том числе из той же самой Иордании, так что в русле ещё одной гениальной сентенции обожаемого мной гениального русского фольклора «слухами земля полнится» можешь не сомневаться, дорогой читатель, уже все везде об их грязной выходке со скрытой камерой знают и что не ожидает этих двух пидорят ни в Турции, ни в какой-либо другой стране тёплый приём.
Всемирная тусовка просителей политического убежища ведь аул аулом. Слухи расходятся моментально, при этом обрастая чёрт-те какими подробностями, догадками и фантазиями опять же в русле ещё одной сентенции гениального русского фольклора: «В одной месте пёрнешь, в другом месте скажут, десять раз пёрнули». Так что однажды разведя этих двух недоумков на неосторожный поступок, с блесков всем явивший и доказавший их гнусную сущность, я навсегда закрыл перед ними любые двери и, главное, навсегда лишил их возможности вершить подлости и гнусности дальше.
В чём мои скромные награда и утешение.

На этом, ясен пень, было – всё. Жить в лагере мне оставалось совсем недолго, учитывая, что директор с весьма подходящим ему паспортным именем Понос, разъярённый неудачей со столь, на его деревенский взгляд, хорошо спланированной интригой, аж весь красными пятнами покрывался, едва меня завидя, и всё чего-то названивал в головняк, всё вполголоса бормотал чего-то на своём обезьяньем греческом языке в трубку, то и дело употребляя слово «Руссо», что, как несложно догадаться, означает «Русский».
Сиречь – я.
В каковой ситуации, следует признать, было своё удобство – теперь мне уже, вообще, не было никакой нужды с кем-либо церемониться и соблюдать какой бы то ни было политес . Я и не церемонился – задирался на всех подряд по всякому поводу и без всякого повода.
Приблудилась, например, к лагерю отощавшая, в буквальном смысле шкура да кости, собака подросткового возраста (чистейших кровей доберман, кстати) – и, разумеется, все ниггеры и арабы без всяких на то причин, ни с того ни сего, просто в русле своей национально-расовой подлости, затеяли её бить камнями каждый раз, когда она оказывалась в поле зрения – я и тут оказался не лишним, со всей дури наехал на них на всех сразу. В результате каковой моей воспитательной акции, как ни странно, бить её перестали, а нашлись и такие, что стали её подкармливать, и пёс очень быстро и хорошо пошёл в рост и вширь, буквально на глазах вымахав в могучего упитанного зверя, лучшего друга лагерных кошек… которым тоже до моего появления приходилось в лагере несладко, пока я не заорал на весь лагерь «не тронь кошку!», встав перед здоровенным персом, пнувшим эту самую кошку, случайно его не заметившую и потому не успевшую удрать с его пути, а в то время кошки ещё шарахались от людей, как чёрт от ладана. И тоже – громила перс примирительно поднял лапищи, сказал «окей», и с того момента кошек больше никто не обижал, а один отмотавший пять лет в кипрской тюрьме палестинец даже затеял их дрессировать, что твой Куклачёв, попутно взяв их всех разом под свою защиту, и очень скоро кошки перестали лагерных обитателей бояться и усвоили обычную кошачью привычку, с мурлыканьем, задрав хвосты пистолетом, тереться о людские ноги, как и положено нормальным кошкам среди нормальных людей, что совсем не привело кисок к утрате воинственного духа и совсем не мешало им бесстрашно бросаться в бой на иногда заползающих в лагерь огромных белёсых эф, которыми, как я уже упоминал, кишмя кишели окружающие горы и поля.
И, конечно же, раз уж пошла такая пьянка и мне стало нечего в лагере терять, я не забыл мимоходом воспитать лагерных вертухаек, за рулём ведущих себя, как обнаглевшие от безнаказанности гориллы, непременно старающиеся, коли я попадался им на пути, идущим по обочине, пугнуть меня касательным ударом, проехать впритирочку, буквально в миллиметре, почти спихивая меня в кювет… пока я в один прекрасный миг не выпрыгнул перед одной из этих сук прямо на середину проезжей полосы.
Как она умудрилась успеть затормозить, остаётся для меня загадкой до сих пор – хорошая реакция, молодец… честно говоря, не ожидал – летевший на меня капот, хоть и в миллиметре, а всё-таки остановился. Слух о каковом происшествии в один миг разлетелся не только лагерю, но и по всей деревеньке Кофиноу, в результате чего все водители всей округи стали со мной предупредительно вежливыми, и когда я в следующий раз, завидев на дороге машину уже другой лагерной вертухайки, примерился прыгнуть под колёса уже ей , она попросту остановилась. Слегка озадаченный, я побрёл по обочине дальше, и она тоже медленно-медленно тронула машину с места. Я тут же снова нацелился на прыжок, и она тут же снова остановилась. Ну, я плюнул и воспользовался рекомендацией некрасовского персонажа «ступай себе мимо».
А вертухаи во главе с директором тем временем всё названивали и мотались, не жалея казённого бензина, в головняк, все шептались, собираясь кучками, все шебуршились, как крысы, по углам, все бормотали что-то ниггерам и арабам, доверительно (вот-вот зацелуют) склоняясь к их ушам. Стало ясно, что моё время в лагере уже окончательно на исходе, что вот-вот меня вышвырнут на улицу под дождь (почему-то я был уверен, что это случится именно в дождливый день, хотя дожди на Кипре даже в сезон дождей бывают не часто), и эта мысль принесла мне какое-то странное, извращенное облегчение, смутное, трудно выразимое словами удовлетворение.
Просто потому, что мне уже реально всё осточертело хуже горькой редьки.
Я ведь, сразу после того, как российская мусорня взломала мне дверь и ворвалась в дом с обыском, умчался из проклятой Богом России к нормальной человеческой жизни, в хвалёную просвещённую Европу, к хвалёной Европейской демократии, где слово «закон» совсем не пустой звук, как и слова «добро», «милосердие» и «справедливость», я хотел жить в нормальном человеческом мире – именно к нему я и рвался, спасаясь от погони, от федерального розыска, в который меня тут же объявили, голодая, замерзая, прячась по волчьим куткам... И что я в результате всех усилий тут, в колыбели демократии, в самом настоящем Европейском Союзе, обрёл?
Совсем по Маяковскому:
«Я смотрю, и злость меня берет на укрывшихся за каменный фасад. Я стремился за 7000 верст вперед, а приехал на 7 лет назад».
Ради чего я претерпел все муки? Ради того, чтобы моим самым страстным стремлением, последним желанием приговорённого к смерти осталось лишь одно – умереть не в лагере по-собачьи, а на воле, на просторе, благородной волчьей смертью непокорённого. Раз уж я, все предыдущие сорок восемь лет проживший тихой домашней жизнью, теперь Волею Господа самый настоящий, как в кино, одинокий волк.
Одолеваемый всеми этими мыслями, я, пока суд да дело, каждой день с утра уматывал на трассу и, подняв большой палец, отправлялся в близлежащую Ларнаку, а иногда – в довольно отдалённый Лимассол, поскольку сидеть сутками напролёт в этом клятом лагере было, без преувеличений, совершенно невмоготу – за несчастные полгода моего в нём проживания аж два человека буквально у меня на глазах от такой жизни съехали с катушек, прямо вот… подвинулись умом, сразу после сего куда-то тихо и бесследно исчезнув, мне же, как я теперь уверен, удалось сохранить здравомыслие именно потому, что я каждый день на весь день уезжал – вёл себе жизнь эдакого туриста-плейбоя: купался в море, шатался по бережку, занимался лёгким, мимолётным, ни к чему не обязывающим сексом с лилейно белыми туристками из европейских стран, пил пиво и курил марихуану с местным антиобщественным элементом, хотя и прекрасно знал им цену – я ведь сам среди шпаны вырос – дерьмовые, дешёвые, подлые людишки, которым я никогда не доверял. И всё искал-искал из уже совершенно ахового положения хоть какой-нибудь выход: тыкался в порты, надеясь наняться матросом на какой-нибудь корабль и таким образом добраться до какой-нибудь другой страны, бродил вдоль яхтовых стоянок, надеясь сговориться с кем-нибудь, чтобы меня вывезли отсюда к едреням куда угодно хоть в ящике, хоть в трюме, и охотно принимал почти все поступающие мне непристойные предложения: и поджечь чью-то машину за сто евро, и угонять машины (я ведь стрит-рэйсер сиречь уличный гонщик, причём, далеко не из самых слабых – гонял и в Уфе, и в Екатеринбурге, и в Нижнем Новгороде, и в Москве, и в Киеве, и в Одессе, и в Кишинёве… нормально, почти всех обогнал), и ограбить деревенский магазинчик, и ограбить супермаркет, и ограбить продуктовый магазин, и ограбить ювелирный магазин, и ограбить банк, и хакнуть шесть миллиардов евро, и стать наёмным убийцей (у меня, прежде никогда не стрелявшего, уже здесь на Кипре невесть откуда обнаружился талант снайпера), и стать террористом… мне даже осколочную гранату было дали, велев выдернуть чеку, ждать, зажав рычаг, и бросить, когда скажут и куда скажут – которую я, повертев в руках и с которой затем стерев отпечатки пальцев кепочкой, вернул-таки обратно, духу не хватило бросить, увы, хоть я и старался.
И только два предложения: предложение пялить в обе дырки 50-летнего педераста за хавку и проживание в однокомнатной квартире (так называемой студии) и предложение пялить тоже в обе дырки другого, на сей раз 25-летнего педераста по цене в 50 евро сеанс я вежливо, но решительно отклонил.
Что, однако, не имеет никакого значения, поскольку люди, чьи предложения грабить и убивать я с яростной решимостью принял, тихой сапой один за другим из моей жизни почему-то исчезли, так и не взяв меня на какое-нибудь ограбление и так не заказав мне кого-нибудь убить.
А тем временем лагерные вертухаи наконец-то добились своего – в одно дождливое утро поздней осени, вернувшись утром в лагерь после бурной ночи в Лимассоле, я был встречен счастливым душераздирающим криком: «Принято решение выгнать тебя из лагеря, убирайся в течение часа, иначе полицию вызовем!!!
Вообще-то, я мог бы побрыкаться не без успеха, и никакая ментотня бы им не помогла – даже из отелей неплательщиков нельзя так запросто выгонять на улицу, ни одна страна ведь не заинтересована в увеличении количества бездомных, вот откуда во всех цивилизованных странах такой закон.
Но я к тому времени уже очень сильно изменился. Я уже воспринимал себя как мученика, Божьего странника, и видел свой долг перед Господом в том, чтобы призывать на головы негодяев Божию Кару, а для этого… для этого надо было, чтобы негодяи погрузились до самого дна своего негодяйства, чтобы совершили бесчеловечный поступок от и до, чтобы этот поступок свинцовой могильной плитой лёг на чашу весов на Божьем Суде, чтобы не было у них шанса, представ перед Господом, сказать: «Но ведь он не ушёл, он не остался на улице, он остался в лагере, а то, что мы на него кричали, требуя убраться, вовсе не смертный грех». И это было бы правдой.
Так что я, презрительно бросив вертухайкам (вертухаи мужики почему-то в увлекательном процессе выпинывания меня на улицу не приняли участие) «ОК», погрёб собирать вещички, планируя дотащить их до ближайшего деревца за воротами и там лечь под дождём, дожидаясь мученической смерти.
Всё сложилось иначе… как минимум, в тот раз. Я не предпринял никаких попыток спастись, найти жильё, найти какой-то выход, но нужно было отменить встречу, на которую я обещал прийти (я ведь, мотаясь по острову автостопом, перезнакомился с хреновой прорвой народу), и я позвонил тому человеку сообщить, что сегодня не приду. В ответ на что он задал несколько вопросов, выслушал объяснения и на вполне приличном русском языке с финским акцентом сказал:
– Подъеду через полчаса.
И подъехал.
И вот я, пройдя между высыпавшими из всех бараков всеми обитателями и ни с кем не попрощавшись (много чести), покинул лагерь «Уподохни» навсегда, оставив за собой, смею надеяться, доблестный след : ставших предупредительно вежливыми с пешеходами водителей, округлившуюся собаку, кошек, совершенно переставших бояться людей, и полностью утратившее прежний уничижительный смысл, наполнившееся новым, грозным содержанием, наводящее ужас на всех лагерных ниггеров, арабов, вертухаев и мусоров погоняло «Русский».

Вот так я и оказался впервые в жизни самым настоящим бездомным. Теперь уже в прямом смысле – беглецом, Божьим странником и мучеником. Что называется, ни кола, ни двора.
Довёз меня тот финн до Ларнаки, помог перетащить вещи в квартиру своей соратницы, другая его соратница меня накормила. В лагере ведь мне даже поесть не дали, хотя вообще-то хавка в этот день мне ещё полагалась – сами слопали, ладно, пусть подавятся. А затем…
А затем я снова пошёл на трассу и поднял большой палец. Надо было добраться до Лимассола.
Дело в том, что, как я уже упоминал, мотаясь по острову автостопом, я перезнакомился с хреновой прорвой народу, и даже те из водителей, с кем в дальнейшем я никаких отношений не поддерживал, в дороге, успев со мной поговорить, успев меня порасспросить и таким образом узнав мою душераздирающую историю, помогали, кто чем мог: то покормят, но угостят пивом, моим любимым напитком, то подкинут сигарет, то – бывало не раз и такое, не сомневайтесь – подкинут деньжат.
В полном соответствии с уверенностью персонажа Николая Дубова: «Не все же сволочи, есть и люди».
И уж конечно, практически все они искренне, всей душой проникались моими проблемами, сочувствовали, сопереживали и пытались придумать для меня какой-то выход. Так что в советах, в том числе довольно дельных, недостатка не было никогда. Вот за пару-тройку месяцев до приснопамятного и вышеописанного первого утра моей первой бездомности один армянин, вёзший меня в тот раз из Кофиноу в Ларнаку, и порекомендовал мне несколько странный сюжет – поехать в Лимассол, подойти на улице к первому встречному, говорящему по-русски, и спросить, где найти некоего человека. О котором мне тот армянин сообщил лишь одно – его имя.
Слегка удивлённый и совершенно не поверивший в возможность найти в многотысячном городе человека лишь по имени, я, тем не менее, на следующий же день, едва продрав глаза, по утреннему холодку двинул на лимассольскую трассу.
Чудеса начались уже там. Первая машина, которая остановилась, была такси. Я, разумеется, замахал на таксиста руками, заизвинялся по-английски, зачал объяснять, что денег у меня нет… и тут он заговорил со мной на русском языке. И я, раз уж так, воспользовался моментом и спросил о человеке, которого ищу.
– Как его зовут? – спросил таксист.
Я назвал.
– Садись, подвезу.
Вот так я и сподобился побеседовать со криминальным авторитетом кипрской шайки понтийских греков, умотавших на Кипр после того, как грузины вышибли из Грузии.
Забегая вперёд, скажу, что никакого проку от этой шайки не было, а пользы был один вред – именно они втянули меня в авантюру с хаком из швейцарского банка шести миллиардов евро, последствия которой ощущаются по сей день, но об этом ниже, а в тот день я именно в Лимассоле обнаружил заброшенный дом с заброшенной мебелью и постельным бельём внутри.
Это уже когда я шёл после разговора обратно на трассу, спросил по-английски дорогу у случайного, слегка поддатого прохожего, а он в ответ опять же по-русски:
– Пойдём выпьем.
Ну… что ж. Жена и дети меня нигде не ждут, заболеть алкоголизмом мне явно не угрожает – просто потому, что, по всем признакам, я до эдакого счастья не доживу… тамам/1/, пойдём выпьем.
И в течение воспоследовавших трёх суток мы с ним и другим антиобщественным элементом, на который он меня вывел, не просыхали.
У такого рода людей ведь по жизни… покушать нет, а попить есть.
Вот они мне тот заброшенный дом, пригодный для временной ночёвки, и показали.
Дом, в который я теперь, оставив вещи в Ларнаке, устремился под проливным дождём.
Быстро и легко поймав машину, мигом домчавшись до Лимассола, я вновь зашёл в уже знакомый мне грязный старый дом. Было достаточно трудно преодолеть глубинную, нутряную, генетически заложенную дворянскую брезгливость, но… куды ж мне было деваться? И присев на чью-то брошенную койку, накрывшись чьим-то брошенным одеялом, я пригорюнился (только бабского платочка на голове, чтобы уголками слёзки подтирать не хватало, блин) и призадумался. О своей горемычной судьбе
Горевал я, впрочем, недолго – ненависть и гнев оказались сильней. Тамам, в конце концов решил я, коль так, я теперь, получается, действительно на самом настоящем мученическом пути.
Пути на Голгофу.
За мою правозащитную и журналистскую деятельность меня российские власти пытались посадить в тюрьму и с тех пор гоняются за мной по всему миру: едва не выловили в Киеве, еле ноги унёс, едва не выловили в Кишинёве, тоже едва ушёл, объявили в федеральный розыск, аннулировали оба моих паспорта, и вот – теперь уже кипрские власти за то же самое, за всего лишь то, что отказался быть рабом и не поступился принципами, обрекли меня на смерть, вышвырнули на улицу без гроша в кармане, без крова и еды! Тем самым покушаясь на так называемое убийство с эвентуальным умыслом – самое настоящее УМЫШЛЕННОЕ УБИЙСТВО, господа.
Что ж, раз Господь наставил меня на воистину истинный, мученический путь, какое я имею право по нему не пройти? До самого конца – до костра, до плахи…
Жанна д`Арк ведь смогла, а ведь ей, когда она взошла на костёр, было от силы девятнадцать. И очень-очень многие в истории человечества смогли.
И Иисус Христос – он ведь тоже смог. Он плакал в Гефсиманском саду и молил Господа, чтобы минула его чаша сия, но в конце концов он смог
Значит и я… должен смочь. Должен пройти мой крёстный путь до конца.
Как там сказано королю в «Королеве Марго»? «Станьте героем, сир, это не так уж трудно: надо только идти своей дорогой».
И коль пришёл мой смертный час, всё, что мне потребуется – мужество и молитва.
Господи, дай мне сил.

Шесть миллиардов
(письмо незнакомке)


Уау, я смотрю, слухами земля полнится. Откуда знаешь о шести миллиардах евро, кьюти, а?
Впрочем, не бином Ньютона – то понтийско-греческое дурачьё, которое уговаривало меня хакнуть эти дурацкие шесть миллиардов, то и дело, как только выдавалась свободная минутка, затаскивало меня в холл-ресторан (сиречь проходной двор) отеля Аполлоний, тот, что в Лимассоле, и начинало во всю глотку горлопанить о шести миллиардах. Господи Боже, да там все официантки знают русский, не говоря уж о беспрестанно шастающих к лифту и от лифта русских туристах. Сколько я этим дуроломам талдычил о необходимости строжайших мер безопасности, куда там. Всё своё емели мелят: шесть миллиардов, шесть миллиардов, а затем, например, подзывают официантку и просят её спросить, хочет ли винишко «вооон та баба в красном платье». Вместо того, чтобы по нормальному, по-нашему, по-мужски, «вооон к той бабе в красном платье» подойти и познакомиться. Или просто послать ей сразу, без всяких промежуточных идиотских вопросов, вино и цветы, творчески развив опыт Александра Блока: «"Я послал тебе чёрную розу в бокале золотого, как небо, аи». Или – лучше всего! – вообще не пускать слюни на близлежащих баб, раз уж мы, вроде как бы, занимаемся тут вопросом шести миллиардов. Увы, кьюти. Если человек дурак, то это надолго. Именно в Аполлонии я впервые всерьёз обеспокоился мыслью, что, похоже, связался с совершенно не подходящей для столь эпохального дела шайкой. Да разве ж этим клоунам величайшее ограбление в истории человечества по плечу?
Тут ведь как, кьюти – список крупнейших в истории грабежей совсем не секрет. И все они исчисляются лишь миллионами (причем, долларов, а не евро), а что касается 3,34 миллиардов долларов, пропавших в 45-м из Рейхсбанка, так, по-моему, ясен пень, что их либо спёрли сами банковские боссы, либо растащили мародёры, пока советские и немецкие войска развлекались стрелялками.
А самое-самое (будем говорить – «честное», сиречь не мародёрское и не чиновничье) крупное ограбление было совершенно именно методом хака именно через Интернет моим дорогим соотечественником Владимир Левиным, который увёл откуда-то 12 миллионов баксов, не выходя из своей питерской квартирки. Результат – и Левина, и всех его агентов, пытавшихся обналичить бабки в разных странах, повыловили, рассовали по тюрьмам, а почти все деньги вернули в банк за исключением 400 тысяч, которые, как я догадываюсь, Левин со товарищи успели по-нашему, по-русски, банально пропить.
Вот такая вот… печальная история человечества, кьюти.
И всё-таки я решил попытаться. В первую очередь потому, что подпирал дедлайн оплаты за комнату, денег не было ни шиша, а ужас надвигающейся смерти на улицах Кипра превалировал над всем остальным.
А во вторую очередь потому, что самое главное у меня, как ни крути, было – реквизиты счёта, на котором вроде как бы лежат шесть миллиардов, владелец которого, вроде как бы, умер.
Ведь испокон веку единственная реальная защита любого клада – секретность, кьюти. Если точное место захоронения сокровищ кто-то узнал, не сомневайся, он их обязательно рано или поздно возьмёт, не помогут никакие замки, засовы, ловушки, капканы, кобры и самострелы. Самыми защищёнными в мире, считается, были сокровищницы индийских раджей. И что? – пришли англичане и захватили Индию всю целиком. После чего совершенно официально – понятые, опись, прОтокол, сдал, принЯл, отпечатки пальцев – выгребли все сокровища из всех сокровищниц и погрузили на корабли. А если остались где-нибудь в джунглях не опустошённые сокровищницы, так это именно потому, что они именно в джунглях, и именно потому, что никто точно не знает, где.
С банковскими реквизитами та же петрушка – можно потратить жизнь и взломать миллион счетов и везде обнаружить лишь шиш с ушами. А здесь прямо на блюдечке с голубой каёмочкой: вот счёт, там шесть миллиардов, владелец умер – бери не хочу. Обормоты, которые предоставили мне всю эту информацию, конечно, вызывали большие сомнения, да разве ж у меня выбор был?
Так что я заселился в студию, которую для меня подыскали эти олухи, и засел за лаптоп, который они же притащили якобы прямо из магазина.
Довольно скоро я понял, что хакнуть эти шесть миллиардов можно и это даже не особенно сложно. Но к тому времени сама проблема хака стала уже делом шестнадцатым, у меня в голове окончательно сформулировалась гораздо более насущная, существенная и животрепещущая проблема – как остаться после хака в живых. Вот это, кьюти, оказалось невозможным в принципе. Полностью, всецело, абсолютно и совсем. Как я ни думал, как мозгой ни крутил, а получалось всегда одно и то же – гроб с цветочками… в лучшем случае. И не только потому, что меня сразу после хака аннулировали бы мои же полудурки наниматели, которым, буде у них в руках окажутся шесть миллиардов, совсем ни к чему станет лишний рот (гарантий-то у меня было ровно один штук – ихенное честное слово, ха-ха-ха). Но и потому, что служба безопасности крупного швейцарского банка – это вам не какое-нибудь трижды разнесчастное в сравнении с ней КГБ или, например, трижды разнесчастное в сравнении с ней ЦРУ.
Самые роковые тайны ведь совсем не любовные, военные, шпионские или политические, а именно финансовые, кьюти. Вот уже где…крови пролилось.
Почему-то считается, что опаснее всего в этом смысле наркокартели – мол, только попробуй у них чего-нибудь упереть, из-под земли достанут. Насчёт столь необыкновенных способностей наркокартелей я сильно сомневаюсь – там ведь, строго говоря, всем заправляет вполне банальная подзаборная шпана типа понтийских греков, которую в тазике слегка помыли, тьфу, а вот агенты службы безопасности серьёзного банка все пришли в банк через систему строжайшего отбора, до того получив высококласснейшее специальное образование, пройдя серьёзнейшую профессиональную спецподготовку и затем отмотав не один год и блестяще себя проявив в лучших правительственных секретных службах: в том же КГБ или в том же ЦРУ, например. Уж эти-то за шесть миллиардов евро совершенно точно кого угодно достанут откуда угодно: неважно из-под земли, или не из-под земли.
Из чего с железной логикой воспоследовал мой главный принцип выживания после хака – выводить деньги из банка на сторону, в какой-то дурацкий другой банк (то, мол, в русский сбербанк, то, мол, в казахстанский какой-то-там банк – у этих придурков регулярно, как менструация, было по семь пятниц на неделе) нельзя ни в коем случае.
Необходимо было открыть счёт в том же банке и перекинуть деньги туда – в этом случае был шанс, что служба безопасности, которая, РАЗУМЕЕТСЯ, всё поймёт, их шиш обманешь, все же не станет залупаться – а чего?, владелец всё равно умер, так что на прежнем счету поступлений уже не будет, а новый владелец, возможно, сможет привлечь в банк ещё какие-нибудь средства, и самое главное, все эти деньги остаются в банке, пусть даже на другом счету, а значит, по-прежнему могут банком использоваться в качестве кредитного ресурса – основного источника доходов любого банка. Ничего личного – это бизнес, май френд.
После чего, по моему плану, следовало наоткрывать в том же банке побольше счетов на разных людей и тихой сапой, потихонечку, полегонечку, помаленечку начинать перекачивать бабки на них. Года за три-четыре, по моим расчётам, я бы управился.
А ты как думала, кьюти? Это ведь шесть миллиардов! Цифра «шесть» и девять нулей, май френд!! Шестьдесят грузовых самолётов денег!!!, если относительно безопасным пятидесяти-сто-купюровым налом.
Но это были уже чисто теоретические размышления. Хакать эти шесть миллиардов я уже совершенно не собирался, хотя и был уверен, что смогу.
Поскольку для реализации плана в полном объёме у меня не было самого главного – команды! Людей, интеллекту, мужеству и, самое главное, честности и преданности которых я мог бы доверять. В русле гениальной сентенции величайшего грабителя всех времён и народов Иосифа Виссарионовича Сталина (да-да, Сталин, скромный семинарист, до 17-го года промышлял вооружёнными ограблениями банков и поездов, ни разу, кстати, не попавшись, а ты не знала?) КАДРЫ РЕШАЮТ ВСЁ!!!
А у меня какие были кадры? Вот это чмошьё, посреди серьёзного разговора пускающего слюни на кабацких баб? Замутившее стопроцентно гнилой базар о шести миллиардах евро и при этом поселившее меня в самую дерьмовую в мире студию и притащившее в качестве главного инструмента крупнейшего в истории человечества ограбления самый дешёвый, однозначно бракованный лаптоп, возможно, вообще, забесплатно найденный где-то на помойке: аж плотик для пальцев весь волнами, а виндоза вся кубиками вкривь и вкось?
В общем, я стал тянуть резину, кьюти. Но мелким и подлым дебилам, таким, как мои наниматели, как правило, свойственна крысиная хитрость. В русле которой они всё просекли и… начали искать другого хакера. Нашли, кгхм, хе-хе, не ожидал – вообще-то серьёзные хакеры на подобное дерьмо подписываться совершенно не склонны - я-то ведь подписался от безвыходности и то, как видишь, в результате не стал, а тот хакер, бывший киприот, жил бы себе в своей Америке не тужил бы.
Но как гласит обожаемый мной гениальный русский фольклор, «жадность фраера сгубила». В самом прямом и непосредственном смысле, кьюти, увы.
Те придурки приволокли другого придурка из Америки, меня вышвырнули на улицу, а его усадили за компьютер. Он, разумеется, справился, хакнул эти шесть миллиардов евро (я ж говорю – это было не особенно сложно) и (только не смейся, ладно) со всей дури попёр в Швейцарию их получать, ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Там он и умер.
Ну, что тут скажешь? Пухом тебе земля, придурок.
А те понтийские греки, кьюти, так и не угомонились. У них даже на это не хватило ума – я ж говорю, идиоты – всё названивают и названивают мне по десять раз на дню.
Где-то лет двадцать назад грузины вышвырнули понтийских греков из Грузии. А лет пятнадцать назад киприоты затеяли бить понтийским грекам морды – просто выходили из домов, собирались толпами, шли по улицам и били морды всем понтийским грекам подряд. Теперь я понимаю, за что. И как педагог, бывший школьный учитель, сию воспитательную методику полностью одобряю и поддерживаю – ведь нужно же было этих второгодников с задней парты как-то угомонить. Раз нормальных человеческих слов не понимают. В полном соответствии с сентенцией братьев Вайнеров: «Упрямство – первый признак тупости»
О, какое совпадение – вот как раз прямо здесь и прямо сейчас тот понтийский упрямец опять мне звонит.
Шо, ишо какие-нибудь шесть миллиардов, пардон за мой хохляцкий, точка и ша, хе-хе-хе?
Может, кьюти, теперь ты их возьмёшь? Шестьдесят грузовых самолётов евро? Цифру «шесть» и девять нулей? А чего?, как ни крути, на предыдущем банковском счету и впрямь оказалось шесть миллиардов, уж не знаю, где вся эта подзаборная шелупонь наковыряла столь серьёзную информацию, но факт есть факт – как минимум, в данном моменте им теперь можно вполне доверять, заслужили. Так что дерзай – вот тебе телефон того понтийского грека на Южном Кипре, что беспрестанно мне звонит, вуаля 99045177.
Только, кьюти, я тебя умоляю, постарайся, чтобы моим тебе последним посланием не оказалось «пухом тебе земля». В русле высказывания, автора которого я не помню: «Люди должны говорить о тебе «смотрите, вон он пошел», а не «этот дурак похоронен где-то здесь».

P. S. Между нами, девочками, кьюти, я иногда лениво думаю – а интересно, где теперь те шесть миллиардов евро? Которые хакнул тот хакер, а?
Пухом ему земля, придурку.

Формальная арифметика
(заметки постороннего о Пятидесятилетней войне)
 À la guerre comme à la guerre

Пора бы уж, наверное, подвести хоть какой-нибудь итог полувековому противостоянию между греко-киприотами и турко-киприотами, раз уж появились в печати даже заявления, что 3-я мировая война начнётся из-за Кипра. И, как это часто бывает в журналистике, дилетантский взгляд постороннего, возможно, и окажется наиболее точным. Раз уж… все политологи и разные прочие офтальмологи, зашоренные (как это тоже частенько случается) совершенно невразумительными официальными трактовками произошедшего и происходящего различных «и других официальных лиц» за все пятьдесят лет и все свои зарплаты так и не явили миру хоть сколько-нибудь обоснованную и окончательную формулировку причин, начала и, главное, продолжения так и продолжающегося до бесконечности греко-турецкого противостояния на сём райском острове любви.
Тем более, что как раз для постороннего-то данная неразрешимая, казалось бы, головоломка совершенно не является таковой – так себе головоломочка, задачка за первый класс.
Поскольку обожаемый мной гениальный русский фольклор уже на все вопросы по Кипру ответил своей гениальной сентенцией «сила солому ломит». Каковая сентенция и формулирует главный, первый и последний в данной головоломке вопрос – на чьей стороне была сила в печальной памяти 1963-м году, когда заварилась вся эта дерьмовая каша?
Но сначала всё ж таки немножко истории.
Итак, турки пришли на Кипр как завоеватели в 1571 году. Ну, данный факт нам ничего не даёт – то были Средние Века, и все народы старались захватить всё, что плохо лежит: повластвовали здесь  и финикийцы, и ассирийцы, и персы, и римляне, и византийцы, и крестоносцы-латиняне, и венецианцы, и турки, и британцы, и разные прочие шведы.
Но дату появления турок на острове мы теперь знаем, и следует из упомянутой даты железный непреложный факт – Кипр для турко-киприотов за без малого полтысячелетия стал самой настоящей Родиной.
Родиной с могилами предков. Которую уже ну никак не бросишь.
Ещё один фактик. В стопроцентно про-греческой статье, опубликованной в кипрской газете “Cyprus expert” упоминается цифра – в 1963 году доля турок на острове составляла лишь 17%. Сиречь греков здесь было более, чем впятеро больше. То есть в русле формальной арифметики они были более, чем впятеро сильней. А сила, как я уже упоминал, солому ломит.
Греко-киприоты в далёком 63-м, видимо, тоже посчитали так.
Ещё один крохотный шажок в историю. Незадолго до рокового 1963-го года с острова спешно умотали англичане, оставив киприотов на всём готовом. Разумеется, киприоты радостно и спешно заселились в брошенные англами дома аж с влажными полотенцами в помывочных… что ж, кто из нас без греха, пусть первый бросит в них камень – любой из нас… заселился бы в русле уже англо-русского фольклора: «Халява, please»
Именно тогда сформулировалась актуальная и по сей день ехидная шутка, что киприоты пересели с ишаков на мерседесы.
И все бы ничего. Жили бы себе киприоты не тужили бы. Но в этом самом месте в действие вступает очередная гениальная сентенция гениального русского фольклора: «Жадность фрайера сгубила».
А именно – насчёт турок не скажу (нет нигде подобной информации), а греко-киприотам захотелось халявы ещё. А поскольку их было (см. выше) в пять лишним раз больше, чем турко-киприотов, формальная арифметика вкупе с формальной логикой подсказали им, казалось бы, самый прямой и выигрышный к очередной халяве путь – отобрать очередную халяву у находящихся в подавляющем меньшинстве турко-киприотов.
Формальных оснований для чего они нашли вагон и маленькую тележку: мол, завоеватели, оккупанты, пришли, мол, сюды в 1571-м с Мустафой Али Пашой и пусть теперь убираются в свою Турцию взад, а Греция – она для греков, и Кипр для греков тоже…
И – началось!
21 декабря 1963 года в Никосии греческий патруль ни с того ни сего, просто по дури, зачал проверять документы у мирно гуляющей турецкой пары… вот эту дату мы с полным основанием можем трактовать первым днём войны на Кипре, как трактуем 22 июня 1941 года первым днём войны между гитлеровской Германией и СССР, поскольку доселе и вправду мирно гулявшая турко-киприотская пара мигом стряхнула с себя всю свою мирность и оказала обуревшей греко-киприотской мусорне решительное неповиновение, плавно переквалифицировавшееся в решительное сопротивление, а там, по ходу дела, и остальные подоспели… с обеих сторон.
Вот вам – в тот самый день 21 декабря 1963 года – и первые трупы первого дня войны.
Попёрши более чем впятером на каждого турка, греки, разумеется, опираясь в своих военных расчётах на уже не раз упомянутую формальную логику и формальную арифметику, вполне обоснованно рассчитывали на быструю и легкую победу.
Но формальная арифметика и формальная логика суть одно, а реальная жизнь очень часто совсем другое.
Янычары, когда-то властвовавшие по всему Средиземноморью, не оплошали и в этот раз – дружно сотворили молитву и дружно встали на пути греков стеной.
Защищая свою любимую Родину от более, чем впятеро превосходящих сил врага!
И воевали они за свою любимую Родину против более, чем впятеро, превосходящих сил врага ОДИННАДЦАТЬ ЛЕТ!
Вот такая вот… формальная арифметика, блин.
А затем у Турции наконец-то лопнуло терпение и в 1974 году она прислала к берегам Кипра боевую эскадру. Которая, не мудрствуя лукаво и не развозя совершенно излишние в данном случае сопли, по-простому высадила на остров сорокатысячный десант.
А вы чего ожидали? На войне как на войне.
Хм, я так нигде и не нашёл точную цифру количества греков на острове на тот момент… неважно, их было не менее полумиллиона однозначно.
И все эти не менее чем полмиллиона греков абсолютно ничего не смогли противопоставить сорока тысячам турецких пацанов. Это был блицкриг в чистом виде – если бы не вмешалось международное сообщество, греков банально покидали бы с острова в море, а вы изволите толковать о формальной арифметике и формальной логике.
Ну, что тут скажешь?
За что боролись, на то и напоролись.
Поскольку не воспринимать турок всерьёз и в итоге залупаться на них пусть даже более чем впятеро превосходящими силами, совершенно не озаботившись возможными последствиями, ну просто несусветная глупость. Туркам ведь, в отличие от греков, никогда ничего не доставалось на халяву – они, как мы, русские, за всё, что имеют, заплатили потом и кровью – это ПАХАРИ И СОЛДАТЫ!
Уж вы мне поверьте – мы, русские, на собственной шкуре испытали гордое, самоотверженное могущество этого народа, натерпевшись от него в двух тяжелейших русско-турецких войнах, которые мы выиграли лишь ценой огромных усилий и весьма ощутимых жертв. И то – если бы не гений Князя Италийского, Графа Российской Империи Генералиссимуса Суворова, неизвестно, как бы всё обернулось.
Греки же – далекооо не русские. Куды им супротив турок, прости, Господи, пусть даже вдесятером супротив одного – один турецкий солдат стоит целого греческого батальона, один турок сильнее любой греческой толпы.
А сила солому ломит, вот и всё.
Как дважды два четыре.

Продолжение следует.

/1/Тамам (турецк.) – что-то вроде «окэй». Точно так же на все случаи жизни.

…И в результате всей этой бессмысленной переписки я в конце концов вот такую заяву отправил председателю государственной дуры парашки усатому придурку Грызлову (все усатые суть придурки, не забыли?):
«Вот что, любезный. Несколько дней назад я отправлял вам заявление с приложением текста моей ныне пишущейся книги «Меня разыскивает милиция», исходя из которой вам належит, как я указал, принять меры в отношении всех сотрудников полиции, следственного комитета, прокуратур и судейской системы россии, замешанных в этой грязной истории.
Совсем забыл там упомянуть, что вам надлежит принять меры также и в отношении всех сотрудников всех подразделений федеральной службы судебных приставов россии, замешанных в этой грязной истории.
Также в книге упоминается, что меня вознамерились посадить в тюрьму по прямому заказу высших чинов государственной думы россии. Хотелось бы знать, что это за высшие чины государственной думы россии меня заказали, уж не вы ли, любезный?
И не надейтесь заткнуть мне рот методом посадки в тюрьму, любезный – не получится. Постарайтесь уяснить, что заниматься журналистикой, писать и публиковаться по всему миру, можно и находясь в тюрьме или на зоне, такими примерами изобилует история всемирной литературы и всемирной журналистики, начиная с Овидия, включая Сервантеса, включая Фёдора Михайловича Достоевского, включая Эдуарда Лимонова и очень-очень многих других.
Да что тюрьма или зона?, даже из закрытых советских спец-психушек правда в конце концов вырвалась к читателям всего мира в виде ныне легендарных книг советских диссидентов, причём, ещё когда СССР был в силе, и вся мощь СССР не смогла этому помешать.
Ладно, сейчас я в политическом бегстве и пишу книгу «Меня разыскивает милиция». А сидел бы тюрьме или на зоне, писал бы книгу «Тюремные дневники» или «Лагерные записки» и пересылал бы каждую очередную часть на волю для публикации, раз плюнуть. К вашему сведению, любезный, нелегальная тюремно-лагерная почта работает намного лучше, чем почта россии.
Пожалуй, я так и поступлю, любезный – вернусь в россию специально, чтобы меня посадили и таким образом дали возможность написать и явить миру книги «Тюремные дневники» или «Лагерные записки», раз уж вы меня так настырно к этому склоняете, любезный. А то книга «Меня разыскивает милиция» получается какая-то не такая, там конкретно о преступлениях ваших нукеров всего пол-страницы, а всё остальное мои сексуальные и прочие приключения – кому это интересно. А книга о гнусности и подлости российской полицейско-комитетско-прокурорско-судейско-приставско-тюремно-лагерной системы интересна всем. Вас всех ведь весь народ, всё человечество и весь мир ненавидит и презирает, любезный. Так что ждите, любезный, я скоро.
И пока займитесь принятием мер по уже написанному, любезный. Да поторапливайтесь.

Князь Расуль Ягудин

P. S. Для дураков ещё раз прилагаю текст пишущейся мной по ходу развития событий книги «Меня разыскивает КГБ»
К. Р. Я.»

Здравствуйте, уважаемый господин Посол.
Я подумал, может, Вам будет интересно, как всё сложилось после того, как я воспользовался Вашим советом и обратился с просьбой о политическом убежище в представительство ООН в Молдове.
Довольно быстро мне позвонил их сотрудник Октавиан (или Октавян) Мохори. На встрече он заявил, что они этим не занимаются и уговорил меня обратиться в управление по делам беженцев Молдовы. Деваться мне было некуда, поскольку без денег никуда дальше не поедешь, и я согласился. Ничего хорошего. Пособие получается 27 лей в день, на это не проживёшь, работу найти невозможно, а все  обещания, данные мне Октвианом Мохору, остались без выполнения: ни в лагерь беженцев переехать он не помог, ни работу найти... вообще, исчез с контакта. Прошение о предоставлении статуса беженца здесь рассматривается 6 месяцев, которые мне не прожить, при этом у меня изъяли паспорт, так что утрачен шанс попытаться добраться до любой другой страны.
Пара интересных нюансов:
1. Все беженцы в лагере, где я живу, твёрдо заявляют, что россиянам политическое убежище здесь никогда не давали и никогда не дадут.
2. Мой адвокат говорит также, что раз я обратился в посольства с прошениями о предоставлении политического убежища, я как потенциальный попрошайка и захребетник автоматически оказался в чёрных списках всех стран, и теперь мне ни одна страна не даст визу даже как туристу. Иными словами, бежав от российской тюрьмы, я оказался в другой тюрьме – тюрьме границ, и теперь передо мной закрыт весь мир, меня никуда не пустят.
3. Пакистанец Мехди, живший в лагере, очень культурный и интеллигентный человек, однажды глухой ночью с женой и двумя дочерьми на руках, из которых одна совсем маленькая, бросился бежать через границу, разумеется, нелегально (у них ведь тоже паспорта изъяли). Не знаю, в чём причина бегства, но уверен – от хорошей жизни не бегают. Совершенно не представляю, что могло случиться настолько серьёзное, что он решился на столь отчаянный поступок. Маленькая девочка после этого сильно заболела, сейчас лежит в больнице
4. В официальной брошюре молдавского отделения ООН, которую мне выдали, в списке партнёрских организаций значится некое "Мемория" – мол, помощь пострадавшим от пыток. Зашёл я вчера в эту "Меморию" в надежде, что они подскажут, где я мог бы разжиться одеждой. В процессе общения мне понадобилось совсем немного времени, чтобы понять – эта "Мемория" самая натуральная  психиатрическая служба в самом худшем, карательном понимании этого слова. На женщину-врача, с которой я разговаривал, смотреть было страшно – у неё совершенно звериное лицо, лицо убийцы, совсем, как у печально известной Татьяны Дмитриевой, у которой руки по локоть в крови, директора центра судебной психиатрии им. Сербского в Москве. Не скрою – меня ранило в самое сердце, что партнёром Организации Объединённых Наций является настолько дискредитировавшая себя служба, как карательно-психиатрическая. Не хватало только Организации Объединённых Наций указать в своих официальных брошюрах таких партнёров, как дыбу, виселицу, крематорий и электрический стул. В общем, жуть.
 
Долго мы обсуждали все проблемы на скайп-конференции. Лучше всех, как всегда, высказалась Сашка Багирова, цитирую: "Если уж тебе не давать убежище, то кому, вообще, его давать? По-моему, со времён Троцкого не было человека, который бы настолько нуждался в убежище. Причём, самое тупое, что всё упирается в бредовый постулат – просить убежище можно, только находясь на территории страны, а консулы при малейшем подозрении, что человек будет просить убежище, визу не дают ни в какую без всяких объяснений, так что законным путём в страну заехать невозможно. Т.е человек загоняется в необходимость переть через границу нелегально сиречь совершить уголовное преступление. Но практически все правозащитники, журналисты и диссиденты народ интеллигентный, шастать через границы по кустам не умеют, всегда попадаются, и их сажают в тюрьму за незаконный переход границы. Успешно преодолеть границу может только уголовник, вот они и лазают через границы, прося убежища у всех подряд, а власти каждой страны тут же это используют, чтобы начать орать о преобладании криминалитета в среде просителей убежища и на этом основании всё ужесточают и ужесточают процедуры по политическому убежищу, в результате чего преодолеть их могут только всё более отпетые преступники, а в результате этого в свою очередь вновь ужесточаются процедуры... и так далее, по спирали вниз, в полный крах всего международного института политических убежищ. Да-да именно так – мир и человечество стоят на пороге полного развала с таким трудом созданной системы политических убежищ", конец цитаты.
 
Вот такие у меня новости, уважаемый господин Посол. Жаль, что всё плохие.

-–
Best regards,
Your's sincerely
Председатель Совета директоров
Всемирной корпорации писателей,
Действительный член Дворянского Союза России
князь Расуль Ягудин
Нет Бога, кроме Бога

И последнее. У меня полностью исчез живот. Совсем! И жирок на животе полностью исчез тоже. Господи, сколько было тихих старческих ночных слёз и соплей всецело и абсолютно в духе незабвенного пана Паниковского: «Я старый. Меня девушки не любят»… это в мои-то юные сорок восемь лет! И вот он я – мимоходом снисходительно оттрахавший за эти бешеные недели волчьего гона сотни случайно подвернувшихся под руку совершенно несовершеннолетних и совершенно совершеннолетних россиянок, украинок, одесситок, белорусок, молдаванок, словачек, полячек, чешок, немок, китаянок, негритянок, евреек и разных прочих шведок (а вы как думали?, перефразируя Конзалика: «Террористы действуют на женщин, как шампанское – им хочется попробовать и захмелеть») – экстремально голый стою перед зеркалом в полный рост: давление 120х80, вес ровно 72 кг. при росте ровно 172 см./10/, сухой, подобранный, ни живота, ни кожных складок, ни жировых прослоек – мускулы и стать! Бритый наголо череп (мусульманский знак решимости и гнева), невесть куда бесследно исчезнувший второй подбородок, невесть откуда взявшийся острый запах зверя – такой, что ни одна баба мимо меня спокойно пройти не может – упрямо выдвинутая вперёд нижняя челюсть, каменные скулы, запавшие щёки, хищные дракулово белоснежные зубы, чутко навострённые волчьи уши, огромный леопардово скошенный мраморно-гладкий лоб, разгладившиеся морщины и помолодевшее лет на двадцать лицо, освещённое яростным тигриным янтарным пламенем раскосых башкирских глаз.
И почти втрое увеличившийся член, который и раньше совсем не отличался средними размерами.
Спасибо грязножопой татарской мусорне-пидарасне и персонально татарскому пидарасу президенту Башкирии Рустэму Хамитову.

P. S. И чего я раньше в бега не ушёл?

 
 













/1/ Я потомственный дворянин, прямой потомок древнего княжеского рода Ягудиных Бирского уезда Оренбургской губернии, Действительный член Дворянского Союза России, по каковой причине Сашка без ложной скромности железной рукой приучила всех обращаться ко мне «Ваше Высочество».
/2/Это ж охренеть, насколько непристойное предложение мне было сделано — я, значит, должен вернуться и отдаться, а они мне взамен что? Обвинительный приговор и судимость? Официальную графу в анкете – «СУДИМ»? Графу, которая лишает всех без исключения конституционных прав и свобод? Вот так сделка, ёпт. Идиоты!
/3/ Вписаться (жаргон хитчхайкеров сиречь автостопщиков) – найти ночлег.
/4/ Которые я читать не стал стопроцентной в русле совета уже упомянутого надёжного сподвижника из дальнего зарубежья, успевшего за время описываемого волчьего гона позвонить мне несколько раз – открывая эсэмеску, выдаёшь своё местонахождение.
/5/ Слегка изменённая шутка слямзена из репризы старого советского комика, не помню фамилию – я ведь её написанной не видел, только слышал из уст телеведущих.
/6/ Шутка слямзена у Роберта А. Хайнлайна
/7/ КЛФ – клуб любителей фантастики, члены которого имеются во всех городах бывшего Советского Союза и которые, следует признать, поддерживают друг с другом плотные многолетние связи.
/8/ Шутка слямзена из фильма «Белое солнце пустыни».
/9/ Забегая вперёд, скажу, что именно кэлээфовский кадр Алексей Караковский, главный редактор журнала «Контрабанда», сумел выманить меня на свой ресурс, срисовал там мой новый ай-пи адрес и сдал его мусорам, которые по нему тут же вычислили и страну, и город, и улицу, и номер дома, и номер квартиры, так что если бы не Сашка Багирова и уже упомянутый верный сподвижник из дальнего зарубежья, мигом о том узнавшие и немедленно меня о том предупредившие, я бы ноги не унёс, но подробно об этом эпизоде ниже по основному тексту.
/10/ Идеальный вес = рост минус сто, заверяю как качок с с 36-летним стажем. В моём случае при росте 172 см. идеальный вес как раз и составляет 72 кг.

Продолжение следует