Ироническая проза. Макс Каперник (Киев, Украина). Каин и Авель

– Нет, нет, я не верю ни единому слову. Что это за эмоции на лице. Что за профиль. Что за наклон и посадка. Да как вообще можно работать в такой обстановке. И этот дождь. Почему здесь постоянно идет дождь. Я отказываюсь работать в такой обстановке.
– Егор, утренняя отрыжка спонсора, где мое кофе. Оно опять остыло. Егор, мне долго звать тебя.
Ну вот, не прошло и пяти минут, как я присел под навес и решил немного расслабиться и выпить пивка, опять он меня зовет.
– Да, Максим Нестратович, да да, уже иду. Вот, вот ваше кофе.
– Шершавые пятки спонсора, ты же знаешь, в кофе необходимо добавлять коньяк. Две столовых ложки. Две. Я простыну тут с таким обслуживанием.
– Где осветители, почему идет дождь?
– Но в тексте нет упоминания о погоде. А дождь, здесь и так идет вторую неделю. Нам что тучи разгонять на каждое представление? – Осветитель дядя Жора, отвечал за всю техническую часть проекта, знал свое незаменимое положение кому угодно, и мог заткнуть рот кому угодно.
– А персонажи, волосы в носу спонсора, кто подобрал таких отморозков. Где, где одухотворенные лица. Я Вас спрашиваю. Мы же не 'Восставшие из ада' ставим, в конце концов. Гнев Максима Нестратовича требовал выхода, и на этот раз его взгляд обратился к реквизитору Станиславскому.
– А где я Вам других возьму. Смету, Вы сами подписывали. Что смогли то и достали, согласно выделенного бюджета. Вы еще овец не видели. – Станиславский перевел внимание режиссера на своего помощника Григория Зеленого.
Тот квасил уже неделю, и ему было глубоко все равно, что происходило вокруг. Да и вообще, все обычные споры заканчивались на Зеленом. Когда его в чем– то обвиняли, он грустно улыбался, хлюпал красным он постоянного употребления носом и пожимал маленькими плечами уставшего человека.
– Спонсор мой, твоя печенка и склероз. Мы так точно никогда в рай не попадем. Вы чем их кормили. Это же монстры какие– то, а не овцы.
– Так, Нестратович, мы же их в контейнере неделю держали, пока Вы выбирали натуру для постановки. А чем кормить, если только концентраты остались. Вот и разнесло их. А выпускать боялись – разбежались, кто бы их потом собирал – оправдывался Зеленый.
Максим Нестратович закрыл лицо руками и протянул правую руку в сторону. Я мелено поставил в нее чашку кофе. По своему рецепту. Пятьдесят на пятьдесят. Шеф не глядя, поднес ко рту и тремя глотками осушил все содержимое. Так же молча, отдал мне пустую чашку, протянул левую руку и я положил в нее увесистую книгу сценария. Лицо его моментально раскраснелось от выпитого варева. Он уткнулся в текст и поднял руку вверх.
– Так начинаем. Станиславский расставить персонажей. Зеленый, сын спонсора и вся его семья, выпускай своих буйволов. Егор, забудь дать Каину веревку. А не как в прошлый раз, бензопилу. Юморист недоделанный, подтяжки спонсора тебе на голову.
– Где трава? Почему здесь нет травы? Что будут, есть твои буйволы в кадре, Станиславский?
– Нестратович, это не я, ей богу.
– Не употребляй, имя директора, всуе! Зеленый, обгрызенный ноготь спонсора, быстро расстелить траву! И сотри, сотри с полотна белые полосы. Ну, не было тогда еще футбола! Понимаешь, не было возможности собрать десяток человек в одном месте. Их не было еще, в таком количестве! И с такой организацией, как у нас, и не будет. Понимаешь, Зеленый, нас с тобой не будет! Ни Егора, ни Станиславского, ни Жоры. Если мы до вечера не снимем, эту сцену! Контракт– с! Условия такие. Же– Ле– Зобетонные. Что головы этих овец, качков переростков. Не дай спонсор, оказаться с ними в одном загоне, да в период случки.
– Зеленый, оставь мне только траву, гкхм. зеленую. Ну, ты понял.
– Итак – Максим Нестратович поднял руку с часами к лицу, встряхнул ею, не веря увиденному, махнул рукой – а, пошло оно все к конкурентам. Вот, возьму и уйду к ним. Если это, сегодня не снимем. А вы, перст Максим Нестратовича обвел всю многострадальную группу, разгребайтесь тут...с коллекторами спонсора. И будите платить! Как миленькие. Оживят по новой, и будите вечность снимать все святые тексты и деяния.
Проникновенная речь режиссера, возымела должный эффект. Даже Жора, путаясь в проводах и собственных ногах, сумел совершить почти невозможное – обеспечить пристойный свет и отсутствие луж съемочной площадке.
Максим Нестратович успел прикончить еще пару кружек. Рисковать я не стал, коньяк щедро добавлялся в кофе. На Нестратовича, это пойло действовало неоднозначно, но отвлечь шефа от грустных мыслей, я был просто обязан.

– Ч через минуту об– бесцвечиваемся. Ик. – Режиссер, прикрыл рукой рот. Красное, от выпитого за день лицо, пыталось изобразить сосредоточенность. В конце концов, опыт одержал кратковременную победу над уставшим организмом.
– Т текст читаю я, Станиславский, размораживай своих убийц и героев. И если спонсор и в этот раз будет недоволен, заставлю Вас, он обвел всю нашу команду раскрасневшимся глазами, весь Новый Завет переснимать. С первой по последнюю строчку и без всяких спецэффектов. Все начали.
Мы все исчезли под маскирующим экраном. В поле остались два перепуганных парня, которые с трудом воспринимали действительность после размарозки, да десяток овец, которые от избытка гормонов скакали по траве, словно зайцы.
Дождь. Поле. Громогласный голос, доносившийся отовсюду.
– Книга Бытия, Глава 4 'И еще родила брата его, Авеля. И был Авель пастырь овец, а Каин был земледелец...'

Когда сцена была уже в самом разгаре, и братья начали выяснять отношения всерьез, прямо из пустоты, раздался противный писк и шум выезжающей бумаги.
– Нет, нет, только ни это! – голос Максима Нестратовича, визжал как у резаного поросенка. – Опять дополнительное соглашение к договору, опять особые обстоятельства, туалетный бочок спонсора! Опять месяц в воде! Да я с ними алкоголиком стану, да уж лучше к конкурентам душу заложить, так хоть жару буду снимать, мать и отец спонсора, его любимые бабушка и дедушка!
Братья приостановили мордобой, а их одинокие зрители, в младенчестве именуемые овечками, на миг, застыли от неожиданности. Затем, практически в унисон, произвели обильное удобрение и орошение земли обетованной. Звук и другие спецэффекты были на высоте.
Тучи, недалеко от съемочной площадки, разошлись в одно мгновение. И в свете солнца, на земле отразился контур огромной ладони, сжатой в кулак. Только указательный палец слегка покачивался, из стороны в сторону. Явление было недолгим, и осталось незамеченным ни бедными животными, ни уставшими братьями. Тучи опять сошлись и с новой силой заморосил противный мелкий дождь.
– А что я, я ничего. – Максим Нестратович, шмыгнул носом, и налил себе неразбавленного коньяка, на три пальца. – Станиславский, Доснимаем этих несчастных и переходим к теме Великого Потопа. – Егор, бери чертежи, и давай приступай к сборке Ковчега. Только, без наваротов. Без тюнинга и авторских линии в дизайне. Стиль, гм. 'Деревянное корыто, гм. местами побито'. То бишь, по реалистичнее.
– Зеленый, и не забудь, пару этих овечек– буцефалов оставить, будем их спасать. Как, точно сказано – 'каждой Твари по паре'. Наш вариант.
А на земле, предоставленные сами себе герои, отклонились от первоначального сценария. Каин, по колено в удобрениях, пытался помочь еле живому Авелю, отбиться от назойливого стада. Трава была уже съедена, и изголодавшие от пережитого животные искали новый способ пропитания.
А съемочная группа, забыв обо всем, вовсю обсуждала новый совместный проект.