Современная всемирная литература
Would you like to react to this message? Create an account in a few clicks or log in to continue.

Критический реализм. Джурахон Маматов (Катманду, Непал). Молитва

Go down

Критический реализм. Джурахон Маматов (Катманду, Непал). Молитва Empty Критический реализм. Джурахон Маматов (Катманду, Непал). Молитва

Post by Admin Sat Jul 22, 2017 1:13 pm

Когда тебя охватывает отчаяние лучше не писать. Ты напишешь что-то искреннее, своё, а его истолкуют совсем по другому. Возможно, даже, совершенно превратно. Отчаяние прибавляет искренности но выветривает тот смысл, который ты хотел придать своему рассказу. Когда пишешь что-то от отчаяния, тогда, непременно, появится пространство между тем, что ты написал, и тем, что ты хотел сказать. И чем больше это расстояние тем больше отчаяние. Круг замыкается. Вот с такими мыслями я сел писать этот рассказ.

Мысли об отчаянии в процессе написания тексте появились после прочтения книги «Слушай песню ветра» Харуки Мураками. Во всяком случае, я нашёл схожее отражение своих мыслей в начале книги. Стало ли от этого мне легче? Не знаю. Но интереснее стало. Вот теперь и стараюсь уменьшить это расстояние...

Есть в мире места, откуда никогда и никуда не хочется уезжать. Просто хочется быть там всегда. И лишь большая нужда вынуждают тебя покидать эти места. Одним из таких мест я считаю маленький кишлак Мехрабад, высоко в горах Памира. Горы умеют зачаровывать. Обычно в горах от громкого крика раздаётся многоголосое эхо, это всем известно. Но в горах есть, ещё, и такие места, где ты только помыслишь и в ответ услышишь эхо своей мысли. В горах Памира ещё много не раскрытых тайн. Само пространство мыслить вместе с тобой. И … отчаяние проходит. Горы успокаивают. Успокаивают своим величием. Своими гигантскими размерами они молча указывают на ничтожную мелочность любой земной проблемы. И отчаяния тоже. Но проблема приведшая тебя в отчаяние остаётся. Остаётся в другом пространстве. В мире без гор, где-то в бетонных катакомбах и подземных метро. И тебе становится искренне жаль людей никогда не бывших в памирских горах. Хотя бы для того чтобы исцелиться от… ненависти.



Короткий, горный дождь омыл высокие пирамидальные тополя – «ар-ар». Они стали ещё зеленее, с испуганными капельками дождя на листьях. Воздух тоже был омыт дождём и стал ещё прозрачнее, чистый, как родниковая вода. Пахло влагой. Утренний свежий, апрельский ветер трепал подол зелёного платья Зарины. Она пристально смотрела на ледяную воду шумной и говорливой горной речки. Вода стремительно бежала волнисто стелясь по каменистому дну речки. Зарина наполнила ведро водой и присела на большой камень у берега. Солнце ещё не взошло, и вершины гор покрытые вечными ледниками отдавали малиновым отсветом, предвестником скорой зари. Слышалось блеяние овец, их выгоняли на выпас. По кишлаку расползался утренний дым очагов, где женщины готовили нехитрый завтрак – ширчай (чай с молоком).
Зарина сидела на камне и думала о брате. Ей хотелось плакать, но не плакалось. Она со вчерашнего вечера была под впечатлением рассказа Анвара и Омар-бека, которые на днях вернулись из России, где они проработали почти три года. Их встречал, чуть ли, не весь кишлак. Раньше так встречали парней, которые отслужили армию. После рассказа Анвара, она всю ночь не спала.
Вчера вечером Анвар и Омар-бек зашли в гости к родителям Зарины и передали пятнадцать тысяч рублей, которые прислал Алишер – брат Зарины. Алишер, вот уже два года, как уехал из родного кишлака. На заработки. Тоже в Россию. А куда же ещё? Рад бы и в другие края, да тень «железной занавеси» всё ещё незримо прикрывает другие дороги.
Время от времени он звонит домой. Переговоры бывают всегда очень короткими: «Мама, у меня всё хорошо. Не волнуйтесь. Работаю на стройке».
За свою молчаливость и не по детски серьёзные поступки, Зарина слыла в кишлаке, как не по годам мудрая девчонка. Хотя, за свою двенадцатилетнюю жизнь она дальше кишлака никуда не ездила. В прошлом году она впервые побывала в областном городе, это всего лишь в двух часах езды на автобусе от её кишлака. Город ей не понравился: «Там холодно», – коротко сказала она, хотя это было в июле месяце.
А где Россия, она понятия не имела. «Наверное, где-то там, далеко-далеко за горами», – думала она, глядя на заснеженные вершины за её домом.
И в который раз мысленно повторяла слова Анвара, которые она услышала вчера вечером, заваривая чай для гостей. А гости рассказывали о её единственном брате – Алишер, и о нелегкой жизни в далёкой России.
– Там холодно, но, не холода нам помеха в работе, а скинхеды. Вот они действительно мешают нам нормально жить и работать, – невесело рассказывал Анвар.
– А кто такие эти сукин… сикин… ну вообщем… те самые, как ты их назвал, – удивлённо спросил дед Акбаршо, застыв с куском свежеиспечённой лепёшки в руках. Дед Акбаршо, легендарная личность в кишлаке. Фронтовик дошедший, с боями, до Праги. Ему девяносто два года…возраст не редкий для горцев.
– Скинхеды что ли? – подсказал Анвар.
– Ну да.
– Да, я даже и не знаю, как вам это объяснить, дедушка. В общем они не любят всех, кто не русский…
– Не любят, это ты мягко сказал, – вмешался в разговор Омар-бек, отложив пиалу с чаем в сторону. – Они, в общем, ненавидят лютой ненавистью всех, кто не русский.
– Как это…? – недоумённо уставился своими, уже почти век, смотрящими на этот мир, глазами дед Акбаршо. Его седые брови, как крылья орла, сдвинулись к переносице.
– В общем, у них аллергия ко всем азиатам, кавказцам, африканцам, – медленно произнёс Омар-бек.
– Больные что ли?– переспросил дедушка, услышав слово аллергия.
Омар-бек постарше Анвара. До того, как уехать на заработки в Россию, он работал учителем истории в школе. Увлечённый парень. Самостоятельно писал диссертацию на тему «Синтез культур Греции и Персии, и их следы на Памире», но безденежье вынудили парня забросить всю научную работу и уехать на заработки в Россию. Нужно было кормить красавицу жену Мариям и голубоглазую крошку дочь – Сабрину.
– Не знаю дедушка, может и больные. И обострение этой болезни у них наступает в апреле месяце, – невесело добавил Омар-бек. – Двадцатого апреля они празднуют день рождение Гитлера.
– Эъ…? – чуть не поперхнулся дедушка – фронтовик. – А куда смотрят… эти… москвичи…? Да, я на Волоколамском шоссе, этих гитлеровцев… – начал возмущаться он употребляя древние, как он и сам, давно забытые, советские слова.
– Молча смотрят, дедушка, молча… А молчание, как известно... Фашизму, нынче, дедуля, кажется, только мы и противостоим.
– Вот этот шрам я получил от группы скинхедов, в прошлом году, тоже в конце апреля, после футбольного матча ЦСКА-«Зенит», – показал белесые швы Анвар, оголив запястье. – Это случилось в метро. Случилось мгновенно и неожиданно. Группа молодчиков одетые в чёрные куртки, как вихрь заскочили в вагон, огляделись, и кто-то из них, пальцем указал на меня, и ещё на кого-то, то ли осетина, то ли армянина, сидящего напротив меня, ещё совсем мальчика. Дальше я ничего не помню. Помню лишь, что они повиснув на поручнях вагона начали пинать ногами меня по лицу, по животу и в промеж ног. Всё это сопровождалось выкриками «Россия для русских», «убирайся в свою чучмекию», «ублюдок», «нерусь», Перед глазами сверкали чёрные ботинки на толстенных подошвах. И я потерял сознание.
– Хватит, – тихо произнёс дед, и ничего не говоря, медленно встал из за дастархана, и так же молча, шаркая ногами направился в сторону двери…
Зарина выбежала за дедом, чтобы подать ему калоши и деревянный костыль. Наклонившись у крыльца, она подала ему калоши, и тут она почувствовала тяжёлые влажные капли, как капли дождя, падающие ей на голову. Старик, победитель фашизма, плакал. Плакал беззвучно…

И теперь, Зарина, сидя у реки, тоже хотела плакать, но не плакалось. Безысходное отчаяние сжимало горло и сдерживало слёзы. Она скучала по брату, которого, вот уже два года не видела. Как он там, в далёкой чужбине? Она вспомнила, как ему не хотелось покидать родной кишлак, но сахарный диабет матери, вынудил его поехать на заработки. На регулярные уколы инсулина не хватало денег.
– Смотри за мамой, – сказал он Зарине ранним утром. Поцеловал её в лоб, взял свой темно-зелёный рюкзак с сушённым тутовыми ягодами и курагой, сел в попутную машину и уехал в сторону Душанбе. Вот так они расстались. Ей было тогда десять лет, а ему семнадцать.
Перед взором Зарины, снова и снова рисовалась картина рассказанная Анваром. Её детское воображение дорисовывало жуткие сцены избиения. Вместо Анвара она видела брата…


Как он не хотел ехать туда… эх, если бы не нужда, ни за что бы не выезжал за пределы своих гор…


Вдруг она резко взглянула на восток, и опытным глазом горянки определила, сколько времени оставалось до восхода солнца: время окончания утренней молитвы «Фаджр» ещё не наступило. Она тут же у реки совершила ритуальное омовении, и сорвав с головы большой шерстяной платок постелила его для молитвы. Платком поменьше она покрыла голову. Определив направление Мекки, начала молиться. Завершив молитву она, со слезами на глазах обратилась ко Всевышнему:

– Начинаю именем Милостивого Аллаха, милость Которого безгранична и вечна. Боже Всевышний защити и убереги моего брата Алишера от зла и слепой ненависти скинхедов. Дай ему силы противостоять их злым и человеконенавистническим намерениям. Дай ему избежать встречи с ними. Веди его тропами далёкими от троп скинхедов и других врагов. Удвой, утрой, удесятери силы моего брата, если ему придётся противостоять им. Ты Всеведущ и Всезнающ, и прекрасно осведомлён об истинных и добрых намерениях моего брата. Ему нужно лишь заработать достаточно денег для лечения матери. О Всевышний, Ты ведь над всякой вещью мощен, и тебе лишь стоит сказать «Будь» и всё свершается. Защити моего братика, Ангелами-Хранителями в далёкой и холодной стране. Пусть волею Твоею дана будет ему возможность невредимым вернуться домой. Аминь.
Волею Своею всели в заблудшие души скинхедов ростки милосердия. Образумь их, и открой им глаза на святость человеческой жизни дарованную Тобой. Возожги в их душах Свет Добра, и если раскаются о своих злодеяниях, прими их раскаяния, ведь Твоя доброта безгранична и вечна. Аминь.
И даруй мудрость и заботу правителям наших земель, снизошли Свою благодать и на наши края, чтобы никому из наших отцов и братьев не приходилось покидать родные дома, в поисках хлеба насущного… Аминь.

Долго и искренно молилась Зарина, в утренней тишине, сложив натруженные детские ладошки, и подняв их на уровень груди. По её щекам текли горячие детские слёзы, увлажняя кончики платка завязанного под подбородком.
И, казалось, что от горных, заснеженных скал громким эхом отзывались слова молитвы девочки-подростка.

Admin
Admin

Posts : 1002
Join date : 2017-05-20

https://modern-literature.forumotion.com

Back to top Go down

Back to top

- Similar topics

 
Permissions in this forum:
You cannot reply to topics in this forum