Экзистенциализм. Александр Рыбин (Куча, Китай). Ленин прав

Богемные мальчики и девочки. Глаза их, как прыщи – был бы девочкой-подростком, непременно выдавил бы. Богемные мальчики и девочки. Смеются, словно мелкие деньги, копеечные монеты из рваного кармана падают на асфальт. Деньги настолько мелкие, что не стоит трудиться, чтобы поднимать их. У богемных мальчиков и девочек свои тусовочки. Закрытые. Они считают свои тусовочки – для избранных. Они же решают, кого считать избранным. Как правило, избранность зависит от материального положения – оно должно быть высоким и от места работы – работа должна быть престижной. Для красивых девушек скидки. Если девушка по-настоящему красива, то ей прощается и бедность, и должность оператора на почте. Об этом вслух говорить не принято, но это все понимают. Все, кто в тусовочке.
Если ты рос в деревне, учился у жизни, перепахал своим любопытством тысячи дорог и десятки городов, тебе не место в богемных тусовочках. Соскучишься. У богемных мальчиков и девочек нет интересного и полезного опыта, но много болтовни. Долгой, вялой, беспомощной болтовни.
Лучше уж сидеть с маргиналами на центральных улицах. Жариться на солнце. Уворачиваться от резких порывов ветра с моря. У маргиналов есть жизненный опыт, иногда опытище. У них глубокие глаза. На дне их глаз проглядывается рождение Вселенной и неолитические художники.
Николаич – маргинал, иждивенец улицы Фокина.
Миша "Fly" – богемный мальчик, режиссер.
Знаю обоих.
У Миши модный шарфик. Китайцы делают такие на коленках. Вырезают и сшивают куски ткани. В подвалах на окраинах Суйфэньхэ, Суйяна или какого-нибудь другого маленького городка на севере Китая, на границе с Приморским краем. Миша купил шарфик в бутике на Светланской. Мишина жена – Света "Miracle", мытая, ничем не пахнущая прелестница – настояла на покупке.
– Он будет подчеркивать овал твоего лица, – щебетала она. А высокая стройная продавщица стояла, скрестив ноги.
– Он очень приятный на ощупь, – щебетала Света. Продавщица хотела такого же Мишу, чтобы ходить с ним по магазинам, ездить на автомобиле, ужинать в ресторанах... что еще? – ах да, чтобы выйти замуж. Она не смогла закончить даже колледж, не хватило ума, поэтому представление о счастливой жизни черпала из глянцевых журналов.
– Чье производство? – спросила Света.
– Франция
– Ха-ха! – рассмеялся я. Я стоял здесь же. Мне отлично известна кухня этого бутика. 90% товара закупается в Китае. Остальные 10... нет, не во Франции, в Турции.
Но продавщица повторила:
– Франция. Ничего смешного. У нас серьезный магазин, – улыбкой отрезала мне язык и выбросила его на улицу. Пришлось идти и подбирать. Миша и Света вышли из магазина с шарфиком. Довольные, только что слюни не пускали. Потом они отпраздновали покупку в фастфуде – ели мороженное.

Город забрызган соком весны. Николаич сидит на улице Фокина. Ждет знакомых. У Николаича стоптанные, издрыбанные в цементе берцы. Берцы – подарок из Благовещенска. Тамошний панк прошлым летом купил себе новые "Camelot", а старые берцыподарил Николаичу, который как раз приехал в гости. Зачем хранить лишние вещи, если они нужны кому-то другому? "Лишние вещи – буржуазно," – что-то похожее заметил тот панк. Берцы – практичная обувь, если меряешь каждый день собственными ногами, а не на колесах личного или общественного транспорта. Они удобные и прочные.
Николаич постукивает одним ботинком по другому. Со стороны Алеутской появляется Изя.
Миша учился на режиссера в Москве. Папа дал денег на университет. Устроиться на работу по специальности в столице Миша не смог. Не хватило напора, терпения... в общем, не хватило. Вернулся во Владивосток. Папа помог устроиться в рекламное агентство. Миша снимает рекламные ролики. Престижная работа, высокий заработок. Видели ролик про ресторан "Япона-мама", его крутили по всем местным тв-каналам, там еще толстый азиат, после обильного пищеприема, хлопает себя по животу и говорит: "Япона-мама"? – Миша делал. В свободное время он занимается... он называет это – "погружение в личное ощущение мира". Проще говоря, снимает короткометражные фильмы. В его тусовочке их считают мегаталантливыми. Их, правда, не принимают для участия в различных кинофестивалях. Но тусовочка уверена – лишнее доказательство авторского нонконформизма.

У Изи с собой гитара.
– Постритуем? У меня денег ноль, – говорит Николаич.
– Нафига же я гитару нес? Стритуем. На, – Изя отдает гитару.
Николаич исполняет песни Высоцкого. Изя с шапкой просит у прохожих "мелочи для бедных, но талантливых". По утрам за песни Высоцкого горожане и гости города хорошо кидают мелочь. В смысле монеты и десятирублевые купюры. Изя предвкушает скорый завтрак и пару бутылок пива. Шапка приятно тяжелеет от монет.
Бринь-брынь – струны гитары.
Цок-цок – каблуки по плиткам Фокина.
Дзынь-дзынь – монеты в шапку.

Николаич "стритует" чаще всего именно на улице Фокина. Благодаря ей он питается. Да и находит "вписки" – места ночевок – во Владивостоке благодаря ей же. Поэтому он ее иждивенец.
Николаич родился на севере Приморского края, в поселке Кавалерово. На окраине поселка скала Дерсу Узала. По преданию под скалой встретились Владимир Арсеньев и герой его книг гольд Дерсу Узала. Она, на зависть окрестным полукруглым сопкам, торчит, словно клык. Острая, обрывистая. Николаич всегда рассказывает о ней новым знакомым.
Во Владивостоке он оказался по настоянию родителей. Они хотели, чтобы сын получил высшее образование. После двух лет учебы – успел даже слетать на Чукотку во время летней практики – Николаич расстался с университетом. Бросил его, чтобы заниматься исключительно творчеством. Писал стихи, сочинял музыку. Выступал на концертах, на фестивалях. Быстрая слава его и сгубила. Поклонники предлагали выпить... стакан за стаканом, бутылка за бутылкой... Николаич проснулся однажды утром, вспомнил, что ему 28 лет. Уже. Дико болела голова. Горло пересохло. Воняло. Воняло то ли от него самого, то ли от неформалов, с которыми он ночевал в сломанном и брошенном "Жигули", во дворе на улице Семеновской. В бока упирались острые кости храпящих тел. Не было желания вставать и тем самым тревожить живую массу. Небо светлело. Звезды гасли. А может быть падали. Осыпались прямо на голову. Будоражили воспоминания. Воспоминания о прошлых концертах. На несколько последних концертов Николаич приходил совершенно пьяным, его штормило на все 9 баллов. Организаторы дорожили своей репутацией, поэтому на сцену пьяным не выпускали. Потом и вовсе перестали приглашать. Последний концерт состоялся два года назад.
Воспоминания о том, что не писал стихи четыре года.
Что развелся с женой. Она устала жить с алкоголиком.
Но вернуться в Кавалерово, значит, точно спиться. Там никакой культурной жизни. Там вообще – не жизнь, а борьба за существование. Жители сильно устают от борьбы. Усталость снимают стабильным употреблением алкоголя. Во Владивостоке можно вырваться из пьянства, вернуться к творчеству. Надежда, надежда, что дальше будут перемены к лучшему, держит в городе.
Мише нравится, как его обожает Света. Особенно нравится, когда это видят другие. За пределами работы он водит с собой жену повсюду. За пределами работы он не может без нее. Трогательно грустит без нее. Жены нет рядом и он сразу грустит. Зашли перекусить в фастфуд "Бургер" – модное место, модно заходить сюда парами и компаниями. Миша выбежал вместе со мной в туалет. Света осталась за столом, болтала трубочкой в бокале с коктейлем. Миша нависал над писсуаром и грустил, что рядом нет жены.
– Смешно, но не могу без нее, даже сейчас. Понятно, что она не должна со мной ходить в туалет, а жаль, лучше бы пришла, – говорил он мне. Думаю, не грусть мучила его, а ревность. Ревнует он свою прелестницу к каждому встречному дереву. Меня в туалете "Бургера" схватил за рукав, чтобы не ушел к Свете без него. И ко мне ревнует.
На работе – другое дело. На работе не до ревности. Надо поддерживать образ режиссера, сведущего в самых актуальных тенденциях современной рекламы. О подобных тенденциях много написано в Интернете, надо только знать, где искать. Еще надо ездить почаще на семинары известных рекламщиков. Они, конечно, говорят тоже, что написано в Интернете. Но зато потом, общаясь с заказчиком, можно вставить: "Как мне рассказывал, имя-фамилия известного рекламщика, зритель больше верит ролику, если..." И мозг заказчика тает, как мороженное. Главное – его хорошенько облизать, слизать побольше денег. Будет рад и директор агентства и режиссер. Как будет воспринимать ролик зритель – не имеет значения. Ведь заказчик вырос в собственных глазах: его ролики делает человек, который учился у самого – имя-фамилия известного рекламщика.
Проблему с "впиской" Николаич решает к концу дня, во время пьянки. Когда Фокина пустела, темнело небо, загорались фонари. Когда "настритованные" деньги превращались в алкоголь и скудную закуску. Тогда Николаич орал в пьяную компанию: "Народ, кто приютит бедного музыканта?" Иногда проблема с "впиской" решалась на несколько недель, а то и месяцев, иногда – на несколько дней или единственную ночь. Пьяная добрая компания Николаича "вписала" и меня, когда я впервые приехал во Владивосток.
– Ты откуда приехал? – спросил Изя, когда мой жилищный вопрос был решен.
– Из Томска.
– Чувак, ты достоин уважения. За это и выпьем.
Периодически на Фокина появляются "ровные пацаны" – так они себя называют. Еще называют себя "нормальными пацанами". Короче, гопники. Происходят короткие стычки между иждивенцами и гопниками. Исходы самые разные. Несколько раз те и другие оказывались в одной камере в отделении милиции.
Миша избегает гопников и сбегает от них. На улице вечером обходит их компании, стараясь сохранить в неприкосновенности личное, радиусом в полметра, пространство. Если они кричат что-нибудь, типа: "Э, слышь, есь сигарета? Слышь, есь пару рублей? Куда гонишь, лобочес?" – делает вид, что не слышит и прибавляет ходу. Если грозит избиение, то бежит. Нафига рисковать здоровьем, из-за тупых ублюдков?! Они пырнут тебя ножом, их посадят в тюрьму и мир не заметит. А возможно самый гениальный фильм всех времен и народов не будет снят, потому что режиссер Миша погибнет, не достигнув кульминации своего таланта. Да и потом, драки – чушь. Фарс. Пыль. Главное – сознание человека, его внутренний мир. Творческое проявление внутреннего мира, творческий всплеск сознания – самое главное в жизни. В бесконечной Вселенной. В творческом всплеске энергии на миллионы солнц, если перевести ее в солнечную энергию. Миша рассказывает о подобных вещах очень убедительно. Послушайте – убедитесь.

У Николаича хриплый голос. "Скалолазка ты моя, скалолазочка," – пронзает хрипота улицу. "Скалолазочки", работающие в продуктовом магазине, держат в тонких губах тонкие сигаретки. Изредка откликаются на пение Николаича взглядами. "Скалолазочки" знают, некоторое время спустя, гитарист и его друг зайдут в их магазин. Гитарист и его друг купят хот-догов и дешевого пива.

Как и полагается продавщицам центральных магазинов, "скалолазочки" мечтают о состоятельных и благополучных мужьях. "Стритующий" дуэт для них – только повод для шуток. Хотя Николаич умеет быть обходительным. От его обходительности лужи разливаются в моря, а моря сворачиваются клубком и тихо мурлыкают. Он умеет сочетать в своих манерах этикет при дворе английской королевы, изящность русских дворянских собраний и преклонение египетских рабов перед фараонами. Оденьте Николаича в гусарский мундир, дайте ему саблю и сапоги со шпорами, когда он обходителен и его можно снимать в фильме о декабристах.
Но вот у Миши нет идей по поводу фильма о декабристах. "Стритующих" богемный мальчик воспринимает, как мусор, который дворники-узбеки забыли убрать утром. Творческая личность – уже не человек, но еще не ангел. Творческая личность выше, чище, прекраснее и светлее, чем обычный человек. В том числе и в бытовом смысле. Творчеством не способен заниматься пьяный, плохо пахнущий тип в потрепанной одежде. В процессе творения приближаешься к небесам, становишься исключением из законов гравитации. Поэтому у Миши псевдоним – "Fly". Псевдонимы в богемных молодежных тусовочках принято выбирать себе самостоятельно. Затем подписывать ими свои творческие всплески сознания. Такая актуальная современная тенденция. У Николаича все проще. В Кавалерово он был Николаем, Колей. Николаичем стал оттого, что владивостокские друзья уважают его, но считают в доску своим. Вот и прибавили к имени "ич". А Изя, думаете, еврей? Ничего подобного. Он слово "пейсы" использует, как ругательство. Ему нравится фильм "Easy rider", он неустанно цитирует фразы из фильма.

– Харэ, – говорит Изя. Николаич замолкает. Струны еще звенят – немного импровизации. Для себя, не обращая внимания на прохожих. Изя пересчитывает выручку – на обычный завтрак хватает.
– Сколько? – Николаич.
– Нормально. Дергаем в магаз.
Гитара совсем умолкает. Её на плечо.
Когда Николаич и Изя выходят из магазина, я на них и натыкаюсь.
– Здорова.
– Buenos dias.
– Спешишь? – Николаич.
– Не очень.
– Тогда пошли с нами.
Рассаживаемся на лавке. Мне предлагают и хот-доги и пиво. Отказываюсь.
– Я сейчас шел и как раз думал о словах Ленина. Ну то, что он назвал интеллигенцию – жидким дерьмом, – говорю.
– Ага, – кивает Изя, набив рот хот-догом и сделав несколько глотков из бутылки.
– Молодая интеллигенция, в смысле творческая. Модные богемные тусовочки. В этих тусовочках нет настоящей дружбы, к примеру. Там отношения: ты мне друг, если независим от меня, с тобой можно обсудить новомодные направления в искусстве, впрочем, и старые тоже. Но если просишь у тусовочки помощи: "вписку" туже, денег в долг, допустим, на издание книги, – тусовочка начинает отдаляться от тебя. Промямлит что-то невнятное на твои просьбы и начнет отдаляться. Никакой, блять, настоящей дружбы, взаимопомощи. Разговоры одни.
– Ага, – теперь Николаич кивает.
– У вас, то есть у маргиналов, есть дружба. Здесь можно положиться на людей в случае трудностей. Но вы не так уж много творчеством занимаетесь, больше бухаете. Мозги у вас атрофируются в тесто.
– Не, тут ты неправ, – Николаич, – неотъемлемая часть нашего творчества, нашей субкультуры – алкоголь.
– Ты когда последний раз стихи писал? – спрашиваю.
Молчит.
– Ты же пропил все свое творчество, – говорю.
– Не смешивай, – Изя, – я как смотрел "Изя райдера", так и смотрю. Алкоголь этому не мешает.
Смеемся.
– Если серьезно, чуваки: Ленин прав.
– Да он вообще правильный был. Смотри, сколько памятников ему понаставили. Революцию совершил, ГОЭЛРО выдумал.
Дальше бесполезно с ними разговаривать. Отшутятся. Встаю и ухожу, чтобы написать этот рассказ.